учительница литературы Светлана.
— Да, спасибо!
Она протягивает мне кружку, смотрит из-под опущенных ресниц. Так делали барышни в позапрошлом веке, когда кокетничали. Напоминает даже немного чем-то дам того времени. Волосы в пучок, длинная, почти в пол свободная юбка, белая блузка с длинным рукавом и бантом на шее. А ещё девичий румянец на все щёки.
— Не страшно сразу к первокурсникам, как с голой грудью на амбразуру, идти? — произносит приятным тягучим голосом.
Я бы не так спросил, вспомнил бы про ежа и жопу, но она же литературу преподаёт — культурная.
— Нет, чем сложнее, тем интересней.
— А я жутко боялась, — тихо говорит мне, немного вытягивая вперёд шею. — Они же почти взрослые… Шуточки похабные отпускают, особенно некоторые…
— Понимаю. Но у меня уже иммунитет к подобным вещам. Просто не обращайте на это внимание, — советую ей.
— Если бы всё так было просто…
— Вы справитесь, уверен, — улыбнулся ей, отчего она опять вся зарделась.
Не справится — не так воспитана. В преподавание надо со стальными нервами и титановыми яйцами иди, а она от одной улыбки в краску вгоняется. Плачет, наверное, потом по ночам за каждую пошлую шутку в свой адрес. Я бы точно над такой в школьные годы издевался, заставляя смущаться. А дети за последние пять лет мало изменились. Про студенчество вообще молчу.
Вторая пара тоже проходит довольно спокойно, если не считать того, что девочки всё время пытались строить глазки. А вот после неё я занервничал. Урок в группе Макс. Как себя вести? Нужно так, чтобы не привлекать к нам внимание.
Не ссы, Дэй! Она всего лишь девчонка. Я думаю, что она тоже не сильно заинтересована, чтобы на нас его обратили. Да и компашка эта, в принципе, хорошо знакома. Ты вооружён.
Только сердце предательски бьётся сумасшедшим ритмом, бухая по рёбрам, перед дверью.
— Здравствуйте! — вхожу в учебный класс.
Сидят, улыбаются. Селезнева еще и губки бантиком сложила.
— И вам не хворать, Гордей Петрович! — отвечает за всех Лавров.
Я понял — ты выскочка.
Макс сидит одна на предпоследней парте у окна, не поднимая головы, и листает учебник. На ней свитер с высоким воротом. Осторожнее надо быть, Дэй. Оставил следы на девочке, а она стесняется.
— Тема урока — Индустриализация "железного" 19-го века, — записал на доске.
Рассказывал материал по занятию и иногда зависал на Макс. Она ни разу не подняла на меня глаз, смотрела или в тетрадь, или в окно.
Протест?
— Ну что ж в конце вопрос. Ответит… Лавров, — нагло ухмыляюсь. — В чём причины развития индустрии?
— Лень — двигатель прогресса, — ляпает, не задумываясь.
Смех.
— И всё?
— Да, — пожимает плечами.
— Мало… Но в какой-то степени ты прав, если смотреть глобально. Макс, может, ты нам ответишь? — останавливаюсь у её парты и внимательно смотрю.
— Что? — не понимает вопроса. — Извините, я прослушала.
— Внимательнее… В чём причины развития индустрии в России девятнадцатого века?
— Социальные и политическо-экономические реформы, — не задумываясь.
— Например?
— Отмена крепостного права, — выдохнула и закатила глаза.
— Учись, Лавров. Отлично, Макс! — и ведь совершенно меня не слушала.
— Максим, подожди, — торможу её после звонка на перемену.
Она нехотя останавливается и смотрит на меня, забрасывая на плечо рюкзак. А я на дверь. Жду, когда все выйдут.
— Я не думал, что следы останутся, — пытаюсь оправдаться вполголоса.
— Давайте договоримся — вы больше просто так ко мне не приближаетесь. Хорошо? Мы с вами чужие люди.
— Макс…
— Что? Воспользовались слабостью пьяненькой девчонки, которую сами же и напоили. Но это всё! Больше я такого не позволю. Держитесь от меня подальше, а то я за себя не отвечаю, — указывает мне пальцем с гневом в голосе.
Глава 20
— Ты чего в свитер обрядилась? — спрашивает Линка на перемене, когда я, хлопнув дверью, выхожу из класса.
— К тебе тот же вопрос.
Она натянула горловину водолазки почти до ушей.
Слегка отодвигает ворот и показывает смачный фиолетовый засос на шее. Меня разбирает смех.
— Что смешного? Лавров, козёл, присосался как пиявка, когда провожал.
Опускаю свою горловину, шея усеяна множеством маленьких розовых синячков. Мне повезло больше.
— Офигеть! — открывает рот. — Кто?
Киваю в сторону выходящего из класса Калинина.
— Где вы состыковались?
— Я в клуб вернулась…
— На какой? Домой же собиралась.
— А по дороге передумала… Подвалил ко мне в баре, предложил выпить, потанцевать и вот чем закончилось, — потёрла шею. — У меня сегодня тренировка. Как я с этим пойду, ума не приложу?
— Твои тоналкой замазать можно, — роется у себя в рюкзаке и подаёт мне тюбик с кремом. — А тут ничем не спрячешь. Синий какой, — рассматривает след любви в зеркальце. — Убила бы!
— Ты даже не попыталась?
— Двинула ему по уху. А толку?! Он только поржал. Пойдем, чай выпьем, я сегодня даже позавтракать не успела.
— Я тоже.
Какой там завтрак! Увидев это безобразие утром в зеркале ванной, запаниковала так, что аппетит напрочь пропал. Пришлось выудить из дальнего угла шкафа этот идиотский свитер и надеть, чтобы засосами перед всеми не сверкать. Хорошо мама не заметила, вот тогда бы был серьёзный разговор.
И этот ещё со своими извинениями с утра. Мне от них ни холодно, ни жарко.
Жарко было ночью, когда целовались в чилауте, растянувшись на диване. Он почти в трусы залез. Если бы не схватила за руку, точно бы прощупал обстановку. А там было мокро, очень мокро, хоть выжимай.
Достаточно того, что он своими руками каждый сантиметр моего тела выше талии изучил. Грудь так уж точно. Шептал что-то, но я не помню точно. Красивая, вкусная, желанная… И ещё кучу комплиментов. Смотрел, словно сожрать хочет. Под его взглядом чувствовала себя голой, пусть он и не снимал с меня одежду.
И вообще какой-то странный был. Его так от алкоголя торкает? Показалось, будто химозы обожрался. Человека словно подменили. Тихий интеллигент превратился в наглого и безбашенного дикаря с горящим взглядом. Столько похоти в глазах я никогда в жизни не видела, только если в "Молокососах".
Отсидев последние уроки, рванула домой. Матери нет — на работе. На столе записка "Обед в холодильнике". Достала кастрюлю с борщом, налила в тарелку и поставила в микроволновку, задумавшись и глядя в окно, несколько раз нажала на кнопку разогрева.
Снаружи на карнизе воркует парочка голубей, заглядывая в окно.
Э, нет, братцы! Это мама вас подкармливает, а по мне вы всё засрали, смотреть тошно. Мать шутит — к деньгам.
Что так долго-то греется? Конечно же. Понатыкала тут на пять минут разогрева.
— Твою ж мать! — достаю тарелку
