партии явились важнейшей предпосылкой Октябрьского переворота и именно в этом заключается значение VI съезда для истории партии.
Платформой объединения было заключение резолюции «О политическом положении», принятой съездом и определившей ближайшую программу действия:
«Задачей этих революционных классов (читай партии. — Н.Р.) явится тогда напряжение всех сил для взятия государственной власти в свои руки …»[103].
Глава 8
Октябрь
Если восстание декабристов получило в истории название «стоячего», то октябрьское вооруженное восстание можно смело назвать «ползучим».
Прежде всего, бросается в глаза глубочайшее отличие Февральской революции от Октябрьского переворота большевиков. В феврале на улицы Петрограда вышли массы народа в подлинном и буквальном смысле слова. Ко всеобщей политической забастовке на 26 февраля присоединились не только служащие и интеллигенция, но и часть гарнизона столицы. На 27 февраля это были не только отдельные части, но и почти все полки, включая казачьи.
Февральская революция, не встречая никакого сопротивления, прокатилась в несколько дней не только по всей стране, но и по фронту. Армия сохранила во время революции порядок и дисциплину. Большинство офицерского корпуса, включая, в частности, командующих ряда фронтов и армий[104], встретило Февральскую революцию с убеждением, что она поможет усилить обороноспособность страны и укрепить боеспособность армии.
Несмотря на целый ряд эксцессов, как, например, убийство командующего Балтийским флотом адмирала Непенина, в самом ходе Февральской революции лейтмотивом, охватившим массы народа, воинские части, общественные организации и политические партии, была демонстрация воли о передаче власти Временному комитету Государственной Думы, опиравшемуся на законное избрание.
Исторически неоспоримо, что не только в первые дни, но и в первые месяцы после Февральской революции никто не поднимал голоса против власти, исходящей от Государственной Думы. Завоевания революции — правовое начало, идеи свободы, демократии и справедливости — были настолько ясны для всего народа, что до приезда Ленина большевистская организация не смела выступать против Временного правительства.
Демонстрируя в феврале перед Думой это правовое сознание, бесконечные рабочие делегации и воинские части обнаружили свою волю и желание оказать поддержку в солидаризировании двух принципов — государственности и демократии.
Все эти качества никто не может отнять у Февральской революции, и иное дело, что среди демократических партий того времени не нашлось сил, достаточно ясно осознавших трудности условий войны и борьбы за демократическую Россию того времени. Условия времени и войны требовали больше твердости, решительности и жертвенности в защите российской государственности и демократии; этих качеств не обнаружили вожди партий так называемой революционной демократии и слабость, с которой эти партии защищали свободу и демократию, была основной причиной Октябрьского переворота.
Слабость эта стала настолько очевидной после июльских событий в столице и на фронте, что собравшееся в августе 1917 года в Москве государственное совещание всех партий, групп и организаций, стремившихся к установлению в России правового строя, горячо приветствовало выступившего с речью главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова, призывавшего к оздоровлению армии и укреплению дисциплины перед лицом грозной опасности — глубокого вторжения германских армий.
Выступивший от имени правительства А. Ф. Керенский, по существу, поддержал генерала Корнилова во всех его главных требованиях. И в последовавших затем переговорах Керенский согласился с основными мероприятиями, проведение которых предлагал генерал Корнилов для восстановления боеспособности армии. Генерал Корнилов рассчитывал, перебросив в тыл сохранившие дисциплину войска, остановить разложение армии в тылу и, прежде всего, в столице.
Однако, когда он начал переброску таких войск (3-й Конный корпус) в Петроград, Керенский заподозрил Корнилова в намерении изменить состав правительства. Он внезапно, не попробовав даже вступить в прямую связь с Корниловым, снял его с поста главнокомандующего и 28 августа объявил «мятежником».
Генерал Корнилов опроверг Керенского, заявив в специально выпущенном воззвании, что он, сын крестьянина-казака, вовсе не собирается покушаться на свободу и демократию в России, но не предпринял никаких попыток лично взять под командование посланные в Петроград верные ему части, равно как и не проявил никакой инициативы по созданию нового правительства. Понимая свои действия, как служение на пользу России, он явно был чужд каких-либо бонапартистских намерений.
Напрасно было бы искать также каких-либо социальных причин в неудаче генерала Корнилова. Разумеется, после шести месяцев «двоевластия» лозунг продолжения войны и восстановления дисциплины в армии был не популярен в Петроградском и других тыловых гарнизонах. А именно они, в силу бездействия правительства в отношении собственной охраны, имели решающее значение в вопросе прочности центральной власти.
Генерал Корнилов, как видно из источников (воспоминания современников, прежде всего, генералов Краснова, Деникина) мог сравнительно легко занять Петроград, если бы подошел к этой операции, как политик, а не как военный. Ему не стоило бы большого труда сосредоточить в столице и в ее окрестностях небольшие, прочные части, готовые выступить, в случае надобности, как политическая сила. Такие части имелись в армии — хотя бы тот же «Корниловский ударный полк» капитана Неженцева, ряд других ударных частей, многочисленные военные училища и т. д.
Но Корнилов не собрал подобных частей и не сформировал достаточно многочисленных, способных взять на себя временное управление столицей штабов. Видимо (мы не касаемся здесь вопроса отношений Керенского с Корниловым во всей его исторической сложности, а также самой истории «похода» на Петроград), генерал Корнилов и не намеревался этого делать. Он предпочитал беречь боеспособные прочные части для борьбы с немцами на фронте. Все его выступление носило, первоначально, характер широко задуманной армейской демонстрации в пользу правительства Керенского, от которого он только требовал передачи в другие руки управления армией. Поэтому все кавалерийские дивизии, входившие в состав посланного в Петроград 3-го Кавалерийского корпуса и Туземной дивизии, спокойно двигались в эшелонах по железной дороге и не имели абсолютно никаких приказов, что делать в случае сопротивления. Никакого штаба для действий против Петрограда не существовало. Пока эшелоны двигались или застревали на железной дороге, все эти кавалерийские части, почти не управляемые, были объявлены армией, а ее новый командующий, генерал Крымов, оставив войска в эшелонах, отправился на машине к Керенскому в Петроград. Там он убедился в том, чему не хотел верить — Керенский, качнувшись в сторону проповедников углубления революции, объявил Корнилова мятежником. Генерал Крымов не выдержал и застрелился.
Новый командующий корпусом, генерал Краснов, как он сам рассказывает, догнав армию, даже не знал где находятся ее части. Генерал Корнилов видимо до конца верил каким-то обещаниям Керенского. Он не допускал мысли, что Керенский в последний момент заколеблется и в страхе за свою судьбу, вместо того, чтобы оказать помощь делу спасения армии и России, метнется в объятия большевиков и будет просить у них поддержки.
Ведь дело
