Саня, входи, будь как дома, а твои друзья у меня уже как родные… Нет, ребята, я вам прямо скажу: ваши Буш, Рейган — козлы, конечно, и чтоб им всем в говне подохнуть! Но дружба народов — святое дело!.. «Посольская»? Солидно, уважаю!..
Ну и так далее.
Разумеется, американцы, угощая пасынка Каллиопы, сами разве что пригубили из рюмок, а на Саню Билли кинул выразительный взгляд, и спортсмен ответным взглядом показал: да что я, дурак, что ли?.. Он и не собирался, конечно, прикасаться к спиртному, прекрасно понимая расклады.
Алексей Ипполитович с такой скоростью ушел в лежачий ноль, что Саня диву дался, а впрочем, удивительного здесь немного: телосложением поэт напоминал знаменитого, но невезучего боксера Джонни Оуэна, при росте 173 сантиметра выступавшего в легчайшем весе (примерно 53 килограмма), проще говоря — дрыщ дрыщом; немудрено, что при таких кондициях стихотворец оказался в нокдауне от третьей рюмки, а после четвертой можно было объявлять технический нокаут. Саня заметил, что наши «бледнолицые друзья» в этот момент переглянулись, и Билли не замедлил плеснуть пятую, отправившую хозяина в нирвану.
Посмотрев на щуплое тело, безмолвно протянувшееся на драном засаленном диване, Билли глубокомысленно изрек:
— На ста-рие дро-джи попало… — и был прав, конечно, новая порция спиртного упала «на старые дрожжи», не перебродившую до конца вчерашнюю выпивку.
Не трудно было догадаться, что американцы именно такую цель и преследовали: отключить хозяина и приступить к своим делам. Теперь они хватили по рюмке, быстро переболтнулись по-английски, и Джонни поспешил в коридор, к допотопному телефонному аппарату, висевшему на стене у входа, а ветхие обои вокруг были исписаны множеством всяких номеров. Он долго, негромко разговаривал, похоже, что с разными людьми, а вернувшись, кратко отчитался:
— All right!
И примерно через полчаса прозвучал первый звонок в дверь.
Посетитель — юркий потертый мужичонка средних лет по-братски обнялся с американцами, а Пельменя окинул таким цепким взглядом, что Саша вмиг понял: тертый мужик знает толк в боксе, единоборствах, вообще силовых видах спорта.
— Ваш проспект? — не смущаясь, обратился он к Билли.
— О да! — сказал тот не без самодовольства.
— Ну-ну, — гость вновь проехался взглядом сверху вниз. — Второй Бастер Дуглас?
— Там вьидно будьет, — заторопился Билли. — Ну, Льеня, давай к делу!
В бутылке «Посольской» оставалось примерно граммов сто пятьдесят, Леня с удовольствием замахнул примерно половину, но больше не стал — чувствовался в нем деловой человек. Все трое заговорили о «проспектах»: молодых советских боксерах, которые смогли бы потянуть профессиональную карьеру в Штатах. Леня, умело горячась, доказывал, что у него таких с пяток наберется: «…огонь-ребята! Дар божий! Физикой чуть поднагрузить, чтобы двенадцать раундов тянули — и вы ж с них золото лопатой будете грести!.. Ну мы ж не первый день знакомы, когда ж я вам туфту впаривал⁈»
Под эти речи он вымогал задаток, что янки встречали с разумным скепсисом — похоже, бывали случаи, когда ушлый Леня впаривал и туфту; но ясно, что как поставщика они его все же ценили. Задатка так и не дали, но пообещали завтра заглянуть в клуб, посмотреть на «товар». Не очень довольный Леня убыл, а Джонни сказал, что на вечер договорился с другим промоутером, которого звали почему-то Роберт Ильич.
Этот Ильич напомнил Билли о том, что надо бы разменять баксы на рубли.
— Джонни, — сказал он по-английски, — сходите разменяйте пятьсот долларов, тут неподалеку есть обменный пункт, знаете? На Петровском бульваре.
— Конечно, — с готовностью откликнулся Джонни. — Один момент!
Пельмень уловил five handreds dollars, change point и Petroff boulevard, вмиг сообразил, о чем речь.
— Э… а я с вами, можно?
— Коньечно, — повторил Джонни по-русски, улыбаясь. — Идьем?
— Пошли.
Билли как-то сумрачно проскрипел нечто вслед, на что Джонни ответил «Yes, ofcourse», но том и расстались.
На лестнице Саня поинтересовался:
— Что он там сказал?
Губы Джонни сложились в многозначную ухмылку.
— Ми, Санья, пожалуй, не пойдем на Петрофф бульвар…
Из дальнейшего выяснилось, что Джонни регулярно обносил своего компаньона Билли по мелочи, и обменом долларов на рубли занимался не в кассе, а у знакомых уличных менял здесь же, на Трубной площади, по льготному курсу, а Билли отчитывался по официальному, карманя по три-пять баксов с каждой сотни…
— Как говорьится — свой ньебольшой процент!
Пельмень начал догадываться:
— Это он тебе крикнул, чтобы ты счет-фактуру взял?
— Что есть… фактура?
Об слово «счет» Джонни не стал ломать язык.
Саша пояснил, что это справка о произведенном обмене, Джонни расхохотался:
— Да! — и хлопнул Пельменя по плечу.
Оказалось, что у менял этих бумажек с печатями и подписями — вагон, любой курс впишут, какой надо, а обменяют по своему.
Саня слегка задумался, вспомнив свои приключения с мошенниками в родном городе, поделился, но Джонни горячо заверил, что у него есть тут свой парень Гриша, с которым они давно скорешились и вот так вот потихоньку надувают Билли.
— И не западло?.. — само вырвалось у Саши.
Удивительно, но эта идиома оказалась Джонни знакома. Он вспыхнул, ожесточился, заговорил о том, что Билли безжалостный кидала, Дон Кинг на минималках, отжимает где может, за десять центов «и мать продаст и в жопу даст» — а это Джонни произнес и вовсе почти без акцента.
Под такие разговоры они достигли Трубной площади, где кипел людской водоворот, и каких только торгашей, менял и зазывал не было. Джонни быстро нашел Гришу — это оказался невысокий парень, полноватый и какой-то вроде сонный, с чем-то неуловимо нерусским во внешности. Встретились они с американцем в самом деле, как старые знакомые:
— Ну, как обычно, — вяло произнес Гриша. — Пошли?..
Пошли не на Петровский бульвар, а в противоположную сторону, на Рождественский, и Джонни шагал тоже вполне уверенно, видно, что не впервые они проделывают эту операцию, и Гриша на вид был совершенно безобидный хомяк… но как-то нехорошо засигналило чутье, а ему уже Пельмень привык доверять. Ладно, посмотрим! — решил он.
Вошли в длинную мрачную подворотню дома на Рождественском, шаги в ней зазвучали гулко. И опять же видно было, что для Гриши с Джонни это знакомый маршрут… и все же нечто напрягало Саню в этом пухлом типчике, какая-то напряженная спина была у него, и немного поводил он шеей, будто бы труха насыпалась за воротник…
Зашли в глухой маленький двор, Гриша повернулся:
— Ну, давайте… — и Саня заметил, как блудливо завиляли его глаза…
— Стоять, — грубо сказали сзади. — Не рыпаться! Дернетесь — пропишу.
Лицо и взгляд Джонни остекленели, он сделал невнятное движение…
— Тебе сказали: стоять, козлина! — другой голос, ломкий, юношеский…
И поразительно знакомый!
Секунды две у Сани ушли на воспоминания — и память сработала как из пушки.
Он резко развернулся.
Перед ним стоял… Ромка Глист собственной персоной.
— Ну, здорово, Глиста, — ухмыльнулся Саня. — Никак, в гору пошел? Столичный житель теперь? Московский озорной гуляка!
Глиста стоял как вкопанный, и судорожно глотал слюну.
Второй бандит — неимоверный шкаф, ростом с Пельменя, а в плечах шире сверлил злым взглядом. Рожа — Квазимодо отдыхает. Правая рука в кармане.
— Ты чо, чепушило фраерское? Не понял? — и он сделал шаг вперед.
По первому же движению было ясно, что ни о какой боевой технике этот амбал понятия не имеет, обладая, конечно, чудовищной силой. Никакой защитой там и не пахло. Где он так раскачался-то⁈ — успел подумать Саня в течение той доли секунды, когда импульс бежал по его нервным нитям, включая в работу все группы мышц, необходимые для качественного правого свинга.
Бам!!!
Башка Квазимодо мотнулась, на морде выразилось тупое изумление, Саня ощутил, как заныла от удара правая рука.
Нет, блин, да что за челюсть⁈ Бульдозер!
И тут же апперкот левой — на!
Детина хрюкнул и стал валиться назад и влево. Пельмень с глумливой улыбкой повернулся к Глисте:
— Продолжим?
Тот еще секунду медитировал… и вдруг сорвался в подворотню. Саня одним прыжком нагнал, рубанул сзади по ногам, на манер футболиста-хулигана, и бывший одноклассник отправился в короткий полет, а после приземления получил увесистым кулаком в затылок, оставшись на асфальте недвижим и беззвучен.
Саша ощутил уже знакомое восхитительное чувство всесилия, когда весь мир легко скрутишь в бараний рог и так же легко выпрямишь.
Гриша стоял ни жив, ни мертв.
— Ну и что мне с тобой делать?.. — грустно вздохнул Саня, подходя к нему.
Тот подсказать ничего не смог, и Пельмень легонько сунул ему коленом в пах.
