лежим довольные боксёрыНа досках как на снеге на пухуИ слышим через сон как чепухуПротивнику аплодисменты с хоров
168.
Зима и тишина гляделиКак две сестры через заборГде птицы в полутьме галделиХолодный[45] покидая дворА в доме Ольга и ТатьянаПисали при свечах письмоПока над жёлтым фортепьяноЛетала пепельная моль1925
169.
Играли облака бравурноИм хлопал воздух раз два триВ лучах сиреневых зариМне было холодно и дурноКасалась снега мокрая ногаСпускался с неба зимний вечер падкийДуша как дева хладная строгаНе шевелила вовсе юбкой гладкойУкрадкой дни летели без оглядкиСвятая жизнь топорщилась мояКак воротник что натирает шеюЯ часто думал вот та самаяОт коей умирают и лысеютСлегка течёт и вся во власти силИ всё ещё гордится хоть и нечемКак толстое пальто что я носилНевероятно поднимая плечи1924 [1925]
170.
Кто думает о славе и участьеКто думает о вере и любвиТот знает что единое причастьеПричастие которое в кровиВ крови солдат что охают белеяРугаются немея в добрый часВ крови что ланью разлита в аллееЧто красит лошадиные плечаНо и в крови лечебницы родильнойХоть лично мне противна есть онаВ крови что с туши каплет в холодильникВ крови во сне упавшего слонаИ в той крови что тёплая точитсяПрозрачною невзрачною струёйИз тех кто не хотят от ран лечитьсяНе выпишут охально остриёНо кто послушны сильно добродушныВеликодушны равнодушны тожНо не бездушны или малодушныТех кто [прощает][46] дружескую ложьНо где они как имя рёк не знаюКак прозвище по-разному никакНо каждый скажет я припоминаюКакой-то шелест отдалённый шаг
171.
Как всё разошлось, как всё минуло.Что мешало, зачем мешать.Ты нагнулась и камешек кинула:Не боюсь, мол, словес мышат.Властно мокрое небо шумело,Бились ветви в холодном поту.Твёрдый нос твой из белого мелаВ чёрном воздухе провёл черту.Час итога, как жёсткая тога,День покрыл. Совершенно темно.Вышел поезд на горку из лога.Пассажирка взглянула в окно.И в гудении пара и жара,В хлёстком лязге колёс-ножейХрустнул вечер в зубах как гитара,Разбудив постовых сторожей.Семафор, замахнувшийся шашкой,За железным упал соловьём,Мы надели неловко фуражки,Мы вернулись на дачу живьём.1925
172.
Вячеславу Иванову
Идёт Твой день на мягких лапах,Но я не ведаю, смеюсь,Как тихий звук, как странный запах,Вокруг меня витает жуть.О Мстительница, долго, долгоТы ждёшь наивно и молчишь.Так спит в снегу капкан для волкаИ тихо вьётся сеть для рыб.Поёт зима, как соловей,Как канарейка свищет вьюга.Луна восходит; а правейМедведица подходит с юга.И сытый мир, счастливый, Твой,Не знает, что уже натянутПрозрачный лук над головой,Где волосы ещё не вянут.Иль, может быть, через эфир,Как песня быстрая о смерти,Уже стрела кривую чертитПо кругу, где стоит цифирь.Париж – август 1925
173.
Сияет осень и невероятноНевероятно тонет день в тишиСчастливый дом наполнился бесплатноВодою золотой моей душиСереют строчки точно краткой мухиТанцующие ножки набекреньДуша едва опомнившись от мукиБестрепетно вздыхает тёплый деньНе удержать печаль в её паденьеЭшеров синий и ползучий домПронзителен восторг осенних бденийПронзителен присест в совсем простом1925
174.
А. Присмановой
Небось любовь не делает. Что делать!Необходимо для большой ходьбы.Любить вольно; но о! любовь не дело.В жизни с ней поганые грибы.Случайно нас случили в кузовке.Автомобиль скакнул, дрожа, дрожа всем телом.И прочь побёг, как будто налегке,А мы внутри своим занялись делом.Смотрела Ты направо; я туда ж.Смотрел направо я; и Ты за мною.Медведь ковра к нам полз, вошедши в раж.Я за руку его, Ты за руку рукою.Но мы потом расстались навсегда,Условившись встречаться ежедневно.Грибы поганые, нас выбросили гневно.Обратно в жизнь, не сделавши вреда.1925
175. Домик в бутылке
Вам, милая, почто существовать.Ан донной быть, сей промысел в упадке.Кумиры безработны, мало ль вас,Я вижу вас в трактире срок не краткий.Вон жрёт Исус орешки земляные,Пьёт пиво Магомет, нельзя вино.И в шашки режутся святители иные,Что, лампы как, блестят под ногтем их.Ан молния на вешалке висит,И бог рычит из телефонной будки.А у дверей соседней с ней закуткиБольшая лира, прислонясь, стоит.И вы сидите, красоты исчадье,Сквозь дым слегка блестит ваш чёрный глаз.Счастливая, о хилая оркадия,Где кофе пьют некрепкое средь нас.Се духи, мухи со горы Парнас.Желанны и смешны как ананас.
176. Восхождение на Монблан
Виноторговля ты источник винВина моя вино твоё невинноВ лазурном ты цилиндре господинЯвись явись тебя совсем не видноБутылки кегли, частоколом конЗемля в него катится головоюМы врозь летим по небу далекоВсяк очарован быть своей кривою
«Восхождение на Монблан»
«Музе лиловые ноги Бодлер оборачивал ватой…»
177.
За углом в пустынном мюзик-холлеНа копеечку поставили revueАнгелы прогуливались в холлеПропивали молодость своюКто-то в сердце барабан ударилИ повисло небо на смычкеНа колени пал в променуареСутенёр в лиловом сюртукеСоловьи в оркестре рокоталиСнег огней танцовщиц засыпалЧьи-то совы в облаках кричалиКто-то чёрный в креслах засыпалАрлекины хлопали в ладошиВызывали дьявола на бисВодолаз слепой одев калошиУтонул смеясь на дне кулис
178.
Ночь прошла походкою самоубийцыСтранным утром продолжали сукиТасовать закругленные картыЗа спиной сидящих синевелиОкна неприятной вышиныВыигравший думал о уходеПроигравший метил отыгратьсяПросыпались нехотя соседиЗажигали шелестящий газУтром утром проигрыш стихаетУтром утром ссорятся соседиВыигравшим стыдно и беспечноПусто на душе у остальныхНочь дневная призывая властноРазлучает храбрых и трусливыхТех кто рвут оспоренные деньгиТех кто прячут их дрожа в жилет
179. Омелия первая
Александру Гингеру
Как трудно быть поэтом в этом миреГде всё поэзия и места нет стихамОркестра сладкий рёв стотрубый гамПробить ли треньканьем усатой лирыСмотри в лесу гуляет АполлонРаскланиваясь с дамами во фракеИ бог Зефир несёт одеколонРаспространяет поцелуй во мракеВенера в Институте красотыПрикладывает пояс к толстым девамА Марс в приёмной страшной высотыЖуёт сигару над звонком и деломМеркурий нынче ко всему пригожОн строит чает и не отвечаетИ только бог Амур стрелу как ножПо-прежнему в прохожего вонзаетТак воздадим же чудаку хвалуПоследнему не на стезе порядкаНо ах пробив навозную халвуСердца цветут как огурцы на грядках3 января 1926
180. Омелия 2
Они идут погружаясь от первой к четвёртойА потом подымаясь. Но начинаются на смехе(жалкой чесотке) и через супра сурло опять приходят к радости
181.
В Америку ехали воробьиНа розовом дирижаблеИх встречал там Чарли ЧаплинМери Пикфорд клялась в любвиИ другие киноактёры(Шура Гингер я впал в твой тон)Заводили свои моторыНадевали свои пальто
Рисунки Поплавского. 1926
182.
Я жалею но ты не жалеешьЯ коснею но ты веселаНад рекою бесстыдно алеешьКак испорченный гиппопотамХороши островов помидорыВ них белёсый законченный сокА на окнах шикарные шторыИ монокль с твоё колесоПотому что лиловую рекуЗапрудил белозадый карасьИ строптивые человекуРыбы многие все заразШить и жить и лечить как портнойЛечит жёсткие велосипедыОбходиться совсем без коровПогружаться в бесплатный смехЕдак будешь достоин розеткиИ лилового крокодилаНаберёшься всяких кастрюлекИ откроешь свой магазинТам ты будешь как в скетингрингеГде катаются звёзды экранаГде летают лихие конфетыИ танцует холёный джаз-бандПотому что тебя не жалеютИ она улыбается ночиНа платформе в таинственной формеЗа шлагбаумом с улыбкой вола
183.
Опалово луненье белых рукОткрылось над заумным магазином.Взлетает лук, взметая архалук;Летит навстречу поезду дрезина:Урлы́ као́ ао́ла хаола́.Юлоуба́ бао́ра барбаза́жна.Хрюну́ крюну́, лалту́ра футура́;Невя́зна о мото́ге голова́сна.Ханоемру́ка, бху́дра пу́фа (гну́);Глоумео́ли хулема́ сине́ла,Вагонпарто́шка па́рта тьма́ гусу́,О ваконе́та вагаоне́лла пе́лла…Безру́куа как худа́ва и корда́,Ваонеспо́ри ринальде́с
