и стал расплываться в неяркое молочное облако, которое пролилось на неё и затопило сном.
Дорога была долгой, но оттого, что вела она к дому, не угнетала, а, наоборот, с каждым километром добавляла нетерпение. Хотелось поскорее к маме и бабушке, порадовать их своей ходьбой. «Перепугались они», — рассказывала ей в городе Наталья. Дом не бросишь, одним днём в город не сбегаешь. Вот и жили весточками от знакомой учительницы, да единственной встречей отца с Варюхой.
Когда машина свернула в сторону села, Варя не утерпела — умудрилась встать на колени, чтоб увидеть приближающиеся дома. Деревня за время её тридцатидневного отсутствия никуда не делась, осталась такой же, но Варе казалось — стала краше!
Ровными строчками расписывала пашню скошенная пшеница, вдали виднелись два комбайна с подборщиками. Степь ещё не окончательно пожелтела, а деревья и вовсе большей частью ещё были зелёные. Слепила стальным блеском речка, и Варьке стало жалко кусочек лета, которое она так бесславно провела на больничной койке. И пол-лета пропустила, и в институт не поступила, и в техникум пока не пойдёшь: сидеть-то нельзя!
Дома за стёклами окошек увидела лица матери и бабушки. Не утерпев, выскочили они из избы к воротам, встречать свою страдалицу. А Варя, выйдя из машины, размялась, повернувшись всем торсом вправо-влево, а потом потянулась кверху.
Мама, обняв у ворот, испугалась:
— Тебе, можа, нельзя так? Чо ты крутисся? Сидеть нельзя, а ты тут со своей акробатикой?
— Можно. У меня много лечебной физкультуры. — И с разбегу обняла спешившую навстречу бабулю. Родители, как ни таились, сказали ей всё-таки про аварию.
Обняв свою кровинку, баба Аня разревелась, но быстро взяла себя в руки: у внучки костылей или гипса нет, голова, глазки целые, бегает вон, как стрекоза, значит, всё не так страшно. Господь отнёс.
Обнимая бабушку, вкусно пахнущую какой-то стряпнёй, Варюха вдруг впервые за это лето поняла самое главное: жизнь в деревне не заканчивается. А вовсе наоборот, начинается.
— Чо, Людка, приехала твоя Варька? — Толька-дурачок тут как тут.
— Приехала, слава богу! — обрадованно перекрестилась Людмила.
— Вот я и говорил — молиться надо! А ты: «чо строишь, чо строишь», — довольно захохотал Толька и побежал по улице в сторону магазина. И летел за ним, не поспевая, клетчатой птицей угол криво застёгнутой рубахи…
Ужин в доме в этот раз получился необычный. Родители и бабушка сидели за столом, а Варя ела прямо с верха холодильника, который как раз по высоте доходил ей до шеи. Было это намного удобнее, чем есть лёжа. Но родные глядели на неё с такими трагичными лицами, что пришлось ей рассказывать про своё лечение в больнице в ярких и смешных красках. Она так показывала в лицах и бабу Надю, и тётю Нэллю, что мало-помалу сидящие за столом развеселились.
Уже к концу ужина в сенях что-то загрохотало. В дом заглянул довольный Гриня в кучеряшках стружек.
— Дядя Лёш, пойдём, доски поможешь мне занести, Буратине нашей, — позвал он. Вдвоём с хозяином внесли четыре гладенькие доски.
— Ой, Гриша. И так тебе сто спасибо, что привёз девку нашу. Чо ж ты беспокоился ишо и об досках, — распереживалась мать.
— Устала же Варя, такая дорога долгая. Да и сейчас вон, стоит ещё, прилечь бы надо. А у нас станки у бати: шлифанул, делов-то. А чаю налейте, ещё не садился дома.
Людмила сгоношила на стол тарелку, нагрузила туда дымящегося плова, налила чай. Гриня присел вместе со всеми, но потом подхватил свою тарелку и чай, перебрался с посудой на холодильник. — Посмотрю, как в этом ресторане кормят, — улыбнулся он, не слушая возражений хозяйки.
Поужинав, ушёл домой, пообещав хозяевам присматривать за Варюхой, пока те будут на работе.
Уснула Варюха в этот вечер без сновидений. Правда, позабавил процесс сваливания в кровать, без усаживания. После нескольких вариантов придумала самый лучший вариант: червяковое вползание. Алексей, взглянув на дочкины попытки, тихо ушёл: всё ещё не мог простить себе ту злосчастную поездку.
И потянулись деревенские будни. Хотя после душной больничной палаты нахождение дома было настоящим праздником. А тут ещё Гриха неожиданно решил взять над нею шефство. С утра забегал, следил, чтобы она не поднимала ничего тяжелее чайника с водой. Сам растапливал печь, выносил корм теленку и поросятам, расспрашивал её о других поручениях.
Так было и в первую неделю, и во вторую. Варя потом не утерпела и, прихватив Гриню за рукав, подозрительно спросила:
— А ты почему не на работе? А? Тебе Ванька и Санька поручили помогать? Ты зачем им сказал? Мы же не хотели их расстраивать!
— Ничего я им не писал. Они ещё перед армией попросили за тобой доглядывать. А попробуй догляди. Тебя ж не поймать. Потом вообще в город уехала. А тут удачно совпало. — Он осёкся, не договорив. Потом поправился: — У меня отпуск, а у тебя травма. Потому удачно, что могу выполнить их просьбу. По-товарищески.
— Не надо тут комедию ломать! — Варюха с размаху уселась на стул и вдруг вспомнила, что ей категорически нельзя садиться. Испуганно вскочила и пошатнулась от страха. Но ещё больше испугался Гриха:
— Варечка! Больно? Погоди, — аккуратно взял её на руки и почти бегом унес на кровать. — Не больно? Точно не больно? — Даже пот выступил у него над переносицей. Убедившись, что Варя в порядке, бессильно уселся прямо на пол у кровати.
— Ты меня так не пугай. Я так за тебя боюсь, что даже у меня самого заболело в позвоночнике. Пойду я. Завтра прибегу.
Варя, едва хлопнула за ним дверь, на цыпочках подошла к окну и посмотрела вслед. Немного кривоногий Гриня шёл медленно, непослушные вихры топорщились на затылке, как в детстве. Остановился и оглянулся беспокойно на её окна, а потом только пошёл дальше.
Утром следующего дня он задержался. Варя даже забеспокоилась, пару раз выглядывала в окно. Часам к десяти он снова был на своём «медбратовском» посту.
— Может, бабе Ане что-то помочь надо? — спросил он, когда домашняя мелочовка была уже сделана, и Варя готовила обед.
— Не, она у нас молодец. Справляется сама. Крепкая моя бабуля. Не зря мы ей смертный узелок распотрошили, — рассмеялась Варя, опять вспомнив давнюю проделку с флагом.
— Варь, и ты тоже помнишь про синие горы? — удивился Гриха. — Я вчера смотрю на сопки и вспомнил наш поход.
— А мне они в больнице в голову лезли, мои синие горы. Думаю, не сходила, а теперь и вовсе не получится, — загрустила неожиданно Варя.
— Делов-то! Наливай в термос чай, хлеба положи. А я побегу домой, соберусь — и поедем.
