шила мать невесты. У меня матери не было. Соответственно, платья тоже.
И почему я раньше об этом не подумала?
— Поторопись, Эмбер, — с нажимом произнес дед.
А я беспомощно смотрела на Ларсона и не могла произнести ни слова.
— Что не так? — нахмурился мой жених. Его рука соскользнула с моей талии.
— У меня нет свадебного платья, — с трудом выдохнула я и втянула голову в плечи, ожидая его реакции.
Жених несколько мгновений смотрел на меня в полном изумлении, а потом неожиданно усмехнулся.
— Ну и бездна с ним, со свадебным. Хоть какое-нибудь красивое есть?
— Есть, — выдохнула я.
— Вот его и надень.
— Хорошо.
У меня будто крылья выросли. Легко миновав осколки, я выпорхнула из гостиной. За дверью оказалась Кайли. Скрестив руки на груди, она смотрела на меня из-под сведенных бровей.
— Ну что, кузина, опозорилась? — спросила она ядовито.
И тут до меня дошло, что я не сама по себе упала. Кто-то, скорее всего, наступил на шлейф моего платья, и из-за этого я запнулась и не смогла сделать шаг. Кровь вскипела от злости, но у меня не было времени на обвинения и выяснение отношений. И, к счастью, мне осталось совсем недолго прожить в этом доме.
Не удостоив завистливую родственницу ответом, я прошла мимо нее и без приключений добралась до своей комнаты. Там в шкафу у меня висело платье, купленное для бала дебютанток, на который я так и не попала. Только сейчас меня посетила мысль, что это тоже могло произойти из-за козней Кайли.
Преисполнившись жёсткой злости, я почти что сорвала с себя пышное платье, которое принесла мне тётя Таша. Не порвалось оно только чудом, и я с трудом подавила желание растерзать его на месте, выместив всю свою ярость, но меня останавливало то, что внизу ждал альфа Ларсон. Он был готов увезти меня отсюда в тот самый миг, как только наш союз будет запечатлён на официальной гербовой бумаге.
Я буду счастлива. Им всем назло. Нас с Ларсоном связала связь истинной пары, а она — священна. И даже если я не окажусь альфой, он не сможет отказаться от меня.
И он никогда — никогда! — не будет принадлежать Кайли, как бы она ни рвалась из кожи вон.
Улыбка коснулась моих губ, несмотря на боль в разбитой губе. Оставшись в одном лишь шёлковом пеньюаре, я приблизилась к зеркалу и промакнула кровь платком. Вид был безнадёжно испорчен, но альфу это не волновало.
А значит, не должно было волновать и меня.
В комнату молча вошла Мария с небольшим тазиком тёплой воды. Она помогла мне умыться, припудриться и осторожно, чтобы не испачкать, надеть моё платье. Оно было гладким, струящимся, смелого алого цвета. Почему-то я была уверена, что Ларсон оценит его.
— Позвольте, — Мария открыла крошечную коробочку с мазью и помазала ею мои губы. Их нещадно защипало.
— Что это? — спросила я. — На помаду не похоже.
— Это лучше, чем помада, — улыбнулась Мария, а я невольно поднесла пальцы к губам, потому что неприятные покалывающие ощущения усилились. — Потерпите одну минуту — и ваши губы станут алыми, как кровь, но вам не придётся волноваться о том, что они испачкают рубашку мужа в первую брачную ночь.
Покалывание стало почти невыносимым, но когда Мария тряпицей промакнула мои губы, смыв остатки мази, те в самом деле оказались гораздо пухлее и краснее, чем обычно.
— Возьмите это. Мой подарок вам ко дню свадьбы. Хоть я вам и не мать, но вы для меня всегда были как родная дочь.
— Мария! — воскликнула я и, встав со стула, обняла пожилую женщину. На глаза снова навернулись слёзы — настолько меня тронули её слова.
После свадьбы невеста отправляется к жениху, имея в своём распоряжении только свадебное платье и, самое большее, небольшую сумочку. По традиции она — словно чистый лист, попадает в дом своего нового рода, девственной пустотой, которую будет наполнять семья её — теперь уже — мужа. У меня было не так много вещей, но кое-что особенно ценное мне всё же хотелось забрать из этого дома. Коробочку с мазью, которую подарила Мария, золотое кольцо, подаренное дядей Джаредом на совершеннолетие, бутылёк с духами, который был уже почти пуст, но их аромат напоминал мне о редких счастливых днях, когда мне удавалось выйти в свет.
Кроме духов от матери мне досталось ещё кое-что. Особенно ценное, и особенно прекрасное — кулон в виде луны, цвет которой меняется в зависимости от состояния того, кто его носит, от серебристо-белого до тёмно-бордового. Я никогда не знала маму, но, надевая его и вдыхая аромат её духов, представляла, что она где-то рядом. И лелеяла мечту, что однажды я узнаю о том, кто она и почему так скоро покинула нас.
Наконец, Мария поправила мне причёску, и я, сделав глубокий вдох, пошла обратно на первый этаж особняка. Голоса раздавались с заднего двора, где уже было подготовлено всё необходимое для церемонии. И лишь отец ожидал меня в холле.
— Эмбер, девочка моя, — он взял меня за плечи и, оглядев, покачал головой: — Какая же ты красивая! И ничего, что у тебя нет особого платья для венчания. Твоя красота всегда струится изнутри. Сохрани её.
— Да, отец, — покорно кивнула я. Проявившаяся на руке метка отдавала теплом, преисполняя меня уверенности, которую я не ожидала почувствовать в этот день.
— Ну что ж, тогда… — он подставил локоть, о который я и опёрлась.
А потом мы медленно пошли во двор. Стоило нам подойти к калитке, ведущей в сад, как она распахнулась перед нами, а голоса вмиг стихли. Полукругом стоявшие стулья были заняты до единого. Во главе расположилась арка, увитая алыми розами, а под ней стоял уже знакомый мне духовник. Ларсон, который в тот момент разговаривал с кем-то, замолчал, подняв на меня взгляд.
Альфа замер на несколько мгновений, глядя только на меня. Мой мир сузился до его медовых глаз. С каждым шагом они становились всё ближе.
Ларсон неторопливо подошёл ко мне и, когда между нами остался лишь шаг, повернулся лицом к духовнику и подставил локоть. Отец чуть подтолкнул меня к нему, и я послушно взяла под руку своего почти мужа. Он не сказал ничего. В глазах его читалась жажда. Мне не удавалось понять, что именно они выражают, и от этой неизвестности сердце застучало быстрее.
Приглашённые музыканты наигрывали торжественную мелодию. Под ногами сминались лепестки роз, а ноздри наполнял аромат мужчины, который шёл рядом со мной. Я крепче сжала мягкую ткань его пиджака.
