— Я не единственный, кто вас ищет, — напомнил я. — Но не со всеми вы спешите встретиться.
— Я встречаюсь только с теми, кто может извлечь из этого пользу. Претензии господ из салона проката мне известны, полиция уже все мне сообщила. Но поскольку к претензиям этим я не имею отношения, встречаться лично я ни с кем не собираюсь, а подобные жалобы нахожу смешными.
Значит, полиция все-таки разыскала его? И ничего не сказала начальнику салона? Как странно… Или нет. Судя по всему, с деньгами у Батрака проблем нет, он вполне мог откупиться от полиции и не тратить время на ненужные разборки.
— Так чем я могу быть вам полезен? — поинтересовался он.
— Как будто вы не знаете…
— Догадываюсь. Но ситуация во всех отношениях деликатная, и я считаю, что намеки здесь неуместны.
— Тогда вот прямой вопрос: о чем вы говорили с моей женой?
— Не с вашей женой, а с моей дочерью. Об этом и говорили.
— И теперь она мертва!
Я не сводил с него глаз, мне нужно было понять, как он отреагирует на такую новость. Если он не удивится, это еще не будет доказательством его вины, но конкретно так повысит шансы, что он к чему-то причастен.
Батрак не отреагировал вообще. Не потому что он не знал или знал, ему просто было пофиг. Весть о смерти своей дочери он воспринял так же спокойно, как курс валют за вчерашний день.
— Очень жаль, — только и сказал он, хотя даже дебил догадался бы, что ему не жаль, это просто стандартная фраза для такой ситуации. — Как это случилось?
— Никто еще не знает… Она отправилась на встречу с вами, потом пропала, а через три дня обнаружили ее тело… изуродованное!
Не хотелось повышать голос, а иначе не получилось. Официантки нервно косились в нашу сторону, однако к столику не приближались. И только Батрак наблюдал за мной холодными глазами рептилии, пожирающей своих детей, если ничего лучше не подвернулось.
— Понятно.
— Что вам понятно? — поразился я.
— Понятно, в чем вы попытаетесь меня обвинить. Регина отправилась на встречу со мной — и пропала. Разве это не чудовищно? Разве я могу быть не причастен к этому? А я могу, потому что я непричастен. Когда умирает молодая женщина, неизбежно ищут виноватых, время-то не обвинишь!
Молодая женщина… В памяти снова мелькнул образ несчастной, замученной старухи, усиливший мой гнев.
— Почему я должен верить в это?
— Да хотя бы потому, что я сейчас разговариваю с вами, — пожал плечами Батрак. — Это исключительно жест доброй воли. И с полицией поговорю, если ко мне обратятся. Мне нечего скрывать! Да, я отдыхал на курорте, где меня нашла Регина. Я не звал ее туда, но не отказался встретиться с ней, как встречался в ее детстве.
— Что же вы делали на горнолыжном курорте? — язвительно поинтересовался я. — Что предпочитаете, тюбинг или санки?
— Воздух. Легкие — моя беда всю жизнь, а горный воздух меня лечит. У меня были дела в этом регионе, а после я позволил себе отдых в горах, потому что такая возможность подворачивается мне не так уж часто.
— Допустим… Ну и как прошла ваша встреча с Рэдж?
— Посредственно и, полагаю, совсем не так, как ожидала Регина. К моему большому сожалению, наши с ней отношения никогда не складывались по классической модели «отец — дочь». Я всегда подозревал, что не способен на любовь к детям, поэтому и не завел семью. Я предупреждал об этом Ольгу, мать Регины, и она поняла меня. Она сразу сказала, что рожает для себя, и это не было ложью. Она не пыталась навязать мне ни себя, ни этого ребенка, я всегда уважал ее за честность.
— Но все же вы приходили к Регине сами?
— Некоторое время — да, когда мне стало интересно, что я почувствую. Возможно, я ошибся в себе и вся эта история с семьей мне нужна? Но я быстро разобрался, что это лишнее. Тогда я прекратил наши встречи. Беда в том, что к тому моменту я приучил Регину к себе, и она стала требовать новых встреч.
Желание двинуть ему крепло. Просто встать и двинуть, со всей дури, чтоб чуть подправить эту самовлюбленную рожу… Но я напоминал себе, что так нельзя. Батрак не сказал и не сделал ничего преступного, и даже если он моральный урод, по закону это не карается. Он был честен с Рэдж и ее матерью от начала до конца, ну а то, что он на любовь не способен… это даже не его беда.
— А потом вы пропали, — напомнил я.
— С точки зрения некоторых моих знакомых — да, пропал. Но сам-то я в любой момент времени знал, где нахожусь.
— И где же?
— Я был в Азии.
