хочу, чтобы все мои близкие ладили между собой. Но, кажется, это недостижимая мечта.
Я поцеловала его в висок. Алешина голова тяжело лежала у меня на плече, наши руки переплелись.
Наверное, ему не стоило на мне жениться. Я его обманула – прикинулась более хорошим человеком, чем была на самом деле.
Но кто из вас сейчас бросит в меня камень?
В четверг мы с Алешей отправились на концерт моей матери.
Я не слушала ее монологи уже несколько лет, и оказалось, что за это время мы с бабушкой перестали быть основной темой ее шуток.
Раньше она несла околесицу примерно в таком духе: «Моя дочь… ну, она мокша, и она колдует. Я родила Бабу-Ягу, если вы понимаете. Когда другие родители хвастаются достижениями своих детей – кто-то там в университет поступил, кто-то на работу устроился, я говорю: ну, моя все еще не в психушке. Отличный результат».
Все изменилось: теперь у моей матери появился бойфренд с тремя детьми, и она рассказывала про них. Но рассказывала совсем не так, как про нас с бабушкой. Аккуратнее. Мягче. Без привычной безжалостной резкости.
Возможно, бойфренда она действительно не хотела расстраивать.
От этого ее стендап стал более беззубым, наверное, это были прощальные гастроли – мама постарела, выдохлась, потеряла стервозность. Зал пустовал наполовину, люди скучали, смех раздавался куда реже, чем раньше.
Грустное зрелище.
Но меня начало трясти от другого. Быть объектом ее юмора казалось невыносимым, но вдруг выяснилось, что еще более невыносимо – перестать иметь значение в ее жизни.
Алеша увел меня из зала до окончания выступления и весь вечер гладил по спине, пока я давилась слезами, уткнувшись носом в подушку.
На следующий день мама звонила мне несколько раз, но я не брала трубку.
Не знаю, когда мы увидимся в следующий раз или когда сможем поговорить.
Но точно не сейчас.
Июль прошел спокойно. В театре начались каникулы, и Алеша даже прожил неделю со мной в бабушкином доме. Правда, спать предпочитал на открытой веранде – жара позволяла.
От солнца я стала еще более черной, а от многочасовых работ в саду – еще более худой.
В начале августа мне предстояло суровое испытание – день рождения Алеши, что значило: все его бывшие жены соберутся за одним столом. И Антон наверняка.
Антона видеть не хотелось даже сильнее, чем остальных.
Нет, не так. Мне хотелось. Но я запрещала себе хотеть.
Я была чемпионом по убеганию от проблем и твердо намеревалась придерживаться этой тактики и дальше.
Поэтому, прикинув так и эдак, я позвонила Алеше и сиплым голосом сообщила, что простыла и посетить торжество никак не могу.
Вирусов мой муж боялся как огня, к тому же у него намечались гастроли, и таким образом мне был засчитан прогул по уважительной причине. Я заказала Алеше новый костюм – дорогой и модный, оформила доставку и на этом сочла свой супружеский долг исполненным.
Спустя час в мою дверь постучали. Я открыла с легкой душой – наверняка кто-то из соседей, обычное дело, – а увидела на пороге Антона.
Несмотря на раскаленное солнце, он был в пиджаке и галстуке. В руках держал пакет из аптеки и авоську с апельсинами.
Ах, Алеша, Алеша, как некстати была твоя забота! Досадливое проявление внимания за чужой счет. За счет Антона, как обычно, как всегда.
– Фу! – закричала я вместо «здрасьте». – Немедленно уходи, у меня суперзаразный грипп.
– А выглядишь ты здоровой, – возразил он спокойно.
– Я притворяюсь. Чтобы не испугать тебя своим болезненным видом.
Тут Антон принюхался.
– Что это за запах, Мирослава?
– Лекарственные настойки, – брякнула я быстро.
– Это же… – пробормотал Антон и просочился внутрь.
Я бессильно смотрела, как он разувается.
Что мне было делать?
– Проходи на кухню, – вздохнула я страдальчески. – Я гоню самогон, и мне нельзя отвлекаться от процесса.
– Что ты делаешь? – не поверил он.
Глава 11
– Самогон. Это такая деревенская валюта. Одинокой женщине сложно содержать большой огород, а соседские мужики на многое способны за бутылку этого пойла. Рецепт бабушки Ануш, пробирает до печенок.
– Ты не одинокая женщина, – напомнил Антон.
Он перебирал носками цветные половики, ступая аккуратно, как будто по тонкому льду.
На кухне запах стал резче, даже открытые окна не помогали.
– Не представляю себе Алешу, окучивающего или копающего картошку, – фыркнула я. – Садись сюда, ешь малину. Налить тебе холодного молока? Хочешь окрошки? У меня очень вкусный хлебный квас.
– Все хочу – и молоко, и малину, и окрошку. Я еще не обедал. Так почему ты прикидываешься больной? Так не хочется идти вечером на день рождения?
– Слишком много жен, – кивнула я, ныряя в холодильник. – И у каждой ко мне собственный счет. Римма уверена, что я не подхожу Алеше. Лиза сердится, что я не помогла с Ариной. Саша думает, что Алеша ушел от нее из-за меня.
– Не имеет значения, как они к тебе относятся. Просто надень что-то красивое и улыбайся.
– Не хочу. – Я налила в тарелку ледяного кваса, зависла в поисках горчицы. – Так что не выдавай меня, пожалуйста. И почему ты вообще здесь появился? Не мог отказать брату?
– Мне недалеко. И несложно.
Не глядя на него, я расставляла посуду, подавала приборы.
Ему недалеко и несложно, а мне – неудобно и неловко от этого визита вежливости, от витаминов и апельсинов. Антон на моей кухне казался чем-то совершенно неприличным, как будто сидел тут голышом, томно обмахиваясь фиговым листом.
Несколько последних недель я мысленно вела с ним бесконечные диалоги, задавая вопросы и придумывая ответы. Я как бы сочинила себе этого человека с нуля таким, на что моей фантазии хватило. Вряд ли образы Антона настоящего и вымышленного сильно совпадали, и что с этим делать – я понятия не имела. Только избегать его всеми силами. Но как избегать собственного гостя? Будет странно, если я сейчас запрусь в подвале, правда?
– Предлагаешь мне обмануть брата? И ради чего? – поинтересовался Антон.
«Какая разница, когда начинать его обманывать», – на этот раз я успела удержать очередную бестактность на кончике языка. Не лопухнулась. Хотя бы не сразу.
– А какая тебе выгода, если ты скажешь правду: твоя жена – симулянтка? Алеша только огорчится, в его идеальном мире все его женщины дружат друг с другом.
– Я просто не люблю вранья на пустом месте.
– Ну, я та еще врушка.
– Еще бы, с твоей-то профессией.
Я едва не уронила кружку молока
