Надейся, чтобы взгляд хозяина тебя не заприметил, а то точно на аукцион выставит. Вот тогда будет и нам, и тебе.
Тронный зал уже гудел, словно улей. Девушка даже представить себе не могла, что столько народу живёт в гареме. Высокие и низкие, светлые и тёмные, худые и толстые, блондинки и брюнетки.
Лиана вышла в центр зала. Хлопнула в ладоши. Девушки распределились по периметру. В этом конце стоят бывалые, там новенькие. Машу кто-то толкнул, потом схватил за руку, зашипел и поставил среди остальных, в первый ряд. Она только хотела спрятаться за чьей-нибудь спиной, как зазвучали фанфары, и в зал вошёл красивый статный мужчина лет пятидесяти. На голове у него красовался тюрбан, в центре которого сверкала огромная капля рубина, а над ней возвышалось белоснежное перо. Из одежды был шёлковый халат в продольную полоску, из-под которого, впрочем, выглядывали белые носки, а на ногах были спортивные туфли.
Мужчина сцепил руки за спиной. Насупил брови. Медленно пошёл вдоль выстроившихся девушек.
Касыму казалось, что он выглядит достаточно серьёзно, как и полагается хозяину гарема, который ожидает важных гостей. Когда он поравнялся с Машей, девушка заметила, что полы халата на груди слегка разошлись и из-под них выглядывает белая футболка. Она почему-то была уверена, что это футболка. А ещё ей подумалось, что он напоминает теннисиста, которого вынудили надеть халат перед сетом. Эта мысль её развеселила настолько, что девушка не выдержала и хихикнула.
Касым, услышав смешок, остановился. Откровенно говоря, он понятия не имел, как следует поступить с наложницей, проявившей неуважение к господину. Этими вопросами всегда Лиана занималась. Поэтому он решил вести себя так, как видел в каком-то спектакле. Он остановился.
— Кто смеялся? — в ответ тишина. — Кто смеялся? — повторил он, хмуря брови сильнее. Девушки одна за другой опускали головы, чтобы не рассмеяться. Касыма не боялись в гареме. Он не хозяйка. — Кто смеялся, пусть сделает шаг вперёд. А то смелая за спинами подруг.
Маша сделала шаг.
— Я, — сказала она.
— Что ты? — мужчина обдумывал, как ему поступить дальше.
— Я смеялась, — в голосе звучала дерзость.
— Ты новенькая, что ли? Раньше я тебя не видел.
— Новенькая.
— Откуда?
— Из Хивернии.
Мужчина замолчал, вглядываясь в лицо девушки, а потом вдруг сказал:
— Выйди-ка в центр зала. Я хочу посмотреть, что ты умеешь.
Маша вышла. Теперь она стояла посередине. Касым обошёл девушку по часовой стрелке. Потом повернулся, обошёл против часовой.
— Ну, я жду. Я хочу увидеть, что ты умеешь. За что уплачена была такая сумма. Стул принесите ей.
— Господин, — вперёд вышла Зара. — Это не наложница, это прислуга… Ошибка произошла.
— Я хочу на неё посмотреть! Что здесь непонятного?
Зара бросила укоризненный взгляд на Машу, а та тотчас вспомнила наказ не высовываться и не попадаться на глаза хозяину.
9. Макс
— Ну что, давай показывай, что ты умеешь, — Касым посмотрел на девушку и усмехнулся. — Я хочу знать, как ты собираешься отрабатывать те деньги, которые были выданы тебе под контракт.
— Под контракт?
— Ты чего как попугай повторяешь? Тебе деньги нужны были?
— Нужны. На операцию малышей.
— Не знаю на что. Меня мало это волнует. Ты их получила? — и мужчина назвал сумму, от которой у Маши глаза распахнулись так широко, словно в них вставили блюдца.
— Сколько? Сколько? Мне в три раза меньше требовалось. Мои родители не могли запросить такую сумму. Нам нечем её отдавать. Вернее, чтобы её вернуть, потребуются годы.
— А ты здесь на что? На курорт, что ли, приехала?
— Меня привезли сюда, не спросив.
Касым нахмурился. Почесал подбородок, задумчиво произнёс:
— Привезли, значит. Хотя, почему меня должно это волновать? Деньги я дал? Дал. Следовательно, ты должна их отработать? Как ты думаешь?
— До-должна, — почему-то похолодело под ложечкой. Сердечко словно за ниточку кто-то вниз потянул.
— Вот и показывай, чего умеешь. Я жду.
Теперь настал черёд чесать подбородок девушке. Она сделала это изящно, перебирая тонкими пальчиками.
— Я умею готовить еду, пришивать пуговицы, вязать, вышивать, ухаживать за цветами…
— Ты, прости меня, дура или кто? — перебил он её. — У меня целый штат прислуги, как ты сама видишь. Ты что-то ценное умеешь делать?
— Стихи читать. — Маша вспомнила, что когда-то победила на межпровинциальном конкурсе чтецов.
— Что? — Касым аж закашлялся. — Прочти что-нибудь.
Он мельком бросил уничтожающий взгляд на супругу. Она, как-никак, утверждала, кого из девушек брать в гарем, а кого нет. Но Лиана о чём-то перешёптывалась с Зарой и не обращала никакого внимания на мужа.
Тем временем Маша выпрямилась, подняла одну руку и с придыханием голосом, полным страдания произнесла:
Стояла Роза на ветру, роняя листья тихо:
«Ах, я, наверное, умру, как ветер дует лихо!».
И падал красный лепесток, как кровь, роса — как слёзы.
Резвился юный ветерок, не видя горечь розы.[1]
— Это что? — взревел Касым. — Ты хочешь всех клиентов усыпить? Что это за стихи?
— О чужом горе, которое не видят другие.
— О горе, значит! — Касым сложил руки на груди и, усмехнувшись, громко произнёс: — Стул сюда! — подошёл к Маше, задел подбородок пальцем. По его лицу пробежала рябь брезгливости: — Давай, горе, показывай, что ты умеешь делать. Не иначе, как в маске придётся тебя выпускать. Хотя некоторые любят нечто этакое. Да уж, постаралась природа над твоим личиком.
Две карлицы тотчас, словно ждали этого приказания, притащили большое кресло из почерневшего серебра. Его спинка была высокой и была сделана в виде решётки, по которой пущен рисунок: голова кошки, эдельвейс и четырёхконечная звезда. Сиденье кресла обито кроваво-красным бархатом. Подлокотники затейливо изгибались. «Где-то я уже видела подобную картину, но где?» — Маша вспомнить этого не могла. Карлицы поставили сооружение рядом с Касымом и удалились.
— Это любимое кресло клиентов, — хозяин гарема провёл рукой по спинке. — Покажи, как ты умеешь с ним работать?
Маша подошла к креслу. Обошла его