стола. Его взгляд останавливается на моих глазах, пристально изучая мои радужки.
— Сегодня я бы сказал, что это васильковый цвет.
Подождите, что?
Мои колени на самом деле дрожат, слабея, как будто я какая-то девица 16-го века, падающая в обморок от слов прохвоста. Я быстро фиксирую их на месте, одновременно пытаясь и безуспешно, чтобы мои глаза, которые, по совпадению, или, может быть, не по совпадению, того же оттенка, о котором он только что упомянул, не слишком расширились при его словах.
— Ох, — произношу я категорично, чувствуя, как мой пульс выходит из-под контроля и колотится так сильно, что он, наверное, видит, как тот толкает мою яремную вену.
Его глаза опускаются к моей шее, вспыхивая какими-то нечитаемыми эмоциями. Да, он точно это видит, а затем его взгляд опять поднимается на мои глаза.
— Итак, что у тебя есть для меня?
— Что? — пищу я, мой голос снова наполнен гелием.
Его улыбка становится ленивой, но она не касается его глаз. На мой вкус, они всё ещё слишком напряжённые.
— Картины, Джемма. Какие картины у тебя есть для меня?
— Ох, — говорю я снова. Да, ты идиотка. — Верно. Картины.
Его губы дёргаются.
Я отрываю портфолио от груди впервые с тех пор, как вошла в его кабинет, запоздало осознавая, что использовала его как щит. Я наклоняю голову, чтобы он не видел, как румянец заливает мои щеки, и начинаю листать страницы, как будто от этого зависит моя жизнь.
— Может быть, что-то абстрактное, чтобы сочеталось с чистыми линиями пространства и мебели. Но не слишком абстрактное, не безумно абстрактное, просто вполне абстрактного, чтобы обеспечить небольшой баланс, — я бормочу что-то себе под нос, перелистывая страницы в поисках конкретного фрагмента, который я видела в папке несколько недель назад. — Очевидно, что это должно быть по-мужски. Смелые мазки, сильная палитра. Может быть, Морелле6, но что-нибудь от Сулажа7, вероятно, подошло бы лучше…
— Джемма.
Его голос низкий и звучит ближе. Я чувствую, как волосы встают дыбом у меня на затылке, когда я понимаю, что он больше не находится на безопасном расстоянии, в другом конце комнаты, прислонившись к своему столу. Он каким-то образом переместился, а я этого не заметила. Клянусь, я почти чувствую твёрдую стену тепла, которую его тело источает через оставшееся между нами пространство. У меня пересыхает во рту, слова мгновенно испаряются, но я не отрываю глаз от каталога в руках, которые внезапно начинают дрожать.
— Да, — говорю я с придыханием, даже не пытаясь убедить саму себя, что на меня не влияет его близость.
— Джемма, — повторяет он, его голос становится ещё тише.
Он ждёт, пока я неохотно подниму глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Мне требуется всё моё самообладание, чтобы не отступить назад, когда я вижу, как близко его лицо, его глаза в миллиметрах от моих, два озера ледяных, непроницаемых эмоций. Я не могу смотреть в них, это чересчур, поэтому вместо этого мой взгляд опускается на его рот, думая, что на нём будет легче сосредоточиться.
Я ошибаюсь.
Он слишком чертовски красив.
Это нарушает все мои правила.
Видите ли, у меня есть теория, что люди — это просто живые, дышащие, говорящие формы искусства, каждая из которых создана в разной технике и вырезана из разных материалов. Каждый красив по-своему. И конечно, красота в глазах смотрящего, она полностью субъективна и меняется в зависимости от ваших обстоятельств, обычное бла-бла-бла… но в большинстве случаев довольно легко классифицировать людей.
Типа, хорошо, вы знаешь тех женщин, которые великолепны и никогда не знают об этом? Или мужчины, которые спокойно проходят по жизни, красивые и незамеченные, никогда не требующие внимания и не требующие признания?
Это твои акварели.
А громкие, жизнерадостные, великолепные и знающие себе цену создания с яркой помадой и шкафами, полными ярких цветов и нарядов, которые они никогда не надевают дважды?
Акриловая краска.
Грациозные, элегантные, стареющие красавицы, которых ты выбираешь в толпе или в другом конце кафе, морщины на их лицах рассказывают историю, которую ты точно знаешь, что хотела бы услышать, с таким количеством слоёв и пятен, поворотов и разворотов, что ты даже не уверена, с чего она начинается?
Угольный карандаш.
Тогда у тебя есть общая картина — красивые люди с набором интересных черт, которые вместе создают красивое лицо. Это ваши картины маслом, лучше всего они смотрятся с расстояния десяти футов и, в конце концов, выглядят довольно забавно, если склониться поближе и проанализировать все их элементы по отдельности.
Но я быстро понимаю, что Чейз Крофт не подходит ни под одну из моих категорий. Он — не мазок кисти на холсте, не неровные слои краски на палитре или неровные линии, нацарапанные в альбоме для рисования. Его черты лица не просто великолепны в целом, он один из тех раздражающе привлекательных людей, каждая черта которых одинаково ошеломляюща.
Он — скульптура.
Кропотливо доводимый до совершенства в течение многих лет, пока не появились арии об его бровях, скулах, причудливой форме ноздрей.
А я?
Ну, а я, вероятно, рисунок пальцами.
Выполненный трёхлетним ребёнком.
Без присмотра.
В любом случае, я хочу сказать, что, когда мой взгляд опускается на его рот, я раздражаюсь, в какой-то судорожной, затаившей дыхание манере, обнаружив, что он даже более привлекателен, чем эти глаза. И, ну, поскольку его рот так близко к моему, и поскольку я глубоко ущербный человек, не контролирующий своё либидо, я ничего не могу с собой поделать, мои веки немного опускаются, а язык высовывается и облизывает сухие губы, моя сдержанность и чувство приличия улетучиваются, в такой непосредственной близости от него.
Он замечает.
ГЛАВА 11
ОТВЛЕЧЕНИЕ
Зловещий звук вырывается из его горла, и мои глаза возвращаются к его, которые, кажется, темнеют, пока я смотрю. Он бросает быстрый взгляд на мои губы, и на одно безумное мгновение мне кажется, что он собирается поцеловать меня снова.
— Чёрт, — внезапно бормочет он, целеустремленно отступая от меня и возвращаясь к своему столу, сжав одну руку в кулак, а другой массируя напряжение на затылке.
Я чувствую его отступление, оно подобно удару в живот — категорический отказ, сильно ударяющий меня и высасывающий воздух из моих лёгких.
Джемма, ты идиотка. Он уже сказал тебе, что не ходит на свидания. Он предупреждал тебя, и не раз. Прошлая ночь была счастливой случайностью. Такие мужчины не целуют таких девушек, как ты. Он, вероятно, пригласил тебя сюда только для того, чтобы убедиться, что ты не будешь говорить о нём с
