Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
В Обуховском доме ранее квартировали сразу пять трактиров, в том числе знаменитая «Сухарёвка», описанная Достоевским и Вс. Крестовским. Теперь четыре из них закрылись, а «Сухарёвку» переименовали в «Ярославль» и несколько облагородили. По-прежнему чуть ли не половина из посетителей заведения — сыщики, поэтому уголовные именуют его между собой «Мышеловкой» и предпочитают ему безопасный «Малинник». Зато вместо закрытых кабаков в каждой квартире любого из 13-ти строений хозяева торгуют водкой в розлив.
В «Вяземской лавре» по сравнению с временем, описанным в «Петербургских трущобах» Крестовского (1864 год), строгостей стало больше. Квартиросдатчики стараются не селить жильцов без документов, поскольку за это их «лишают столицы». Всё труднее укрываться беглым с каторги, даже если у них запасены поддельные виды. Осложнилась и скупка краденого: раньше каждый сдатчик маклакствовал, а сейчас многие боятся столь частых теперь облав.
И всё-таки лавра жива! По-прежнему грозен «Стеклянный флигель», в котором на страшном третьем этаже обитает преступная головка Санкт-Петербурга. Близость к Малому Полторацкому дому, имеющему выходы на Горсткину улицу и Сенную площадь, делает облавы здесь бессмысленными. Так же ловки старосты тряпичных артелей: за считанные часы в их мастерских краденое платье перешивается неузнаваемо, и сыщикам уже нечего ловить. В Четвертных банях, как и прежде, гуляют громилы, а над «дворянскими» номерами всё так же фабрикуют паспорта. Главный контингент лавры не меняется с годами: всё, что есть в огромном городе беспутного, пьяного, вороватого и опустившегося, стекается сюда. Неправильный четырёхугольник между Сенной, Забалканским проспектом, Горсткиной и Фонтанкой по-прежнему кипит злом. Он остаётся, говоря военным языком, операционным базисом преступного элемента столицы. При облавах попадаются лишь пьяницы да крестьяне с просроченными видами, приехавшие на заработки. «Деловой элемент» быстро и без особой паники переходит из флигеля во флигель, поскольку оцепить одновременно все тринадцать домов невозможно. Нетронутыми остаются бандитские притоны, где громилы днём едят, пьют, играют в карты, пользуют женщин — а ночью выходят на кровавый промысел. А как их отыщешь, если в «Вяземской лавре» в тёплое время года проживает до 20 000 человек! и ни один из них не скажет полиции лишнего.
Через дорогу от Обуховского дома, отделённый, как остров, от квартала узким Таировым переулком, стоит дом Дероберти. Тоже знаменитость в своём роде: в его полуподвальном этаже проживают самые разбитные во всей Спасской части девки. И днём и ночью стоят они в дверях своего притона или сидят прямо на панели, поджав ноги, полуодетые и размалёванные. Смеются, зазывают прохожих, а то и поют песни… При виде их порядочного человека охватывает сначала оторопь (разве такое возможно в столице?), а затем отвращение. Вот только порядочные люди ходят по Сенной площади редко, а нетребовательные аборигены валом валят в гостеприимный полуподвал. Ещё более грязные дела творятся в верхних этажах. Дом Дероберти издавна сделался главным в столице воровским притоном. Все его жильцы — исключительно «красные», а квартирные хозяева — «мазы» воровских шаек. Получается, что вся банда живёт вместе, под рукой у командира: очень удобно ходить на дело! Верхний этаж страшного дома одно время занимал Цензурный комитет, но не выдержал такого соседства — съехал. Говоря правду, таков и весь Таиров переулок: в нём только три дома, и в каждом — по борделю.
Если пройти всю Сенную площадь от Спаса к Никольскому рынку, то за Юсуповским садом опять начинаются злачные места. Сразу после парка с фонтаном открывается налево жуткий Малков переулок. Это своего рода отделение «Вяземской лавры», только меньше размерами. Имеется здесь и свой бастион — «Пироговская лавра»: огромный, во весь квартал, дом, выходящий окнами на Ново-Александровский рынок. Обитатели Малкова переулка все сплошь алкоголики и воры, зато здесь, почему-то, совсем нет проституток.
В переулке квартируют две крупные артели: церковных нищих (более 200 штыков) и «горюнов» (до 80 человек). Здешние нищие очень организованы и имеют внутри строгую иерархию. Они «пасут» все ближайшие соборы: Казанский, Владимирский, Троицкий, Никольский и даже Покровский, что в Коломне. Артельный староста нищих, известный в воровских кругах «блатер-каин», имеет на счетах в банке более 70 000 рублей и держит подпольную кассу ссуд. Никого из чужих малковские нищие на паперти своих храмов не допускают, а в случае конфликта нанимают громил. К вечеру они всегда при деньгах, которые и пропивают в окрестных трактирах.
«Горюны» — особая артель, Их работа — похороны, точнее, формально-торжественная сторона этого процесса. Они несут кисти балдахина, венки, подушки с купеческим регалиям и факелы (отсюда второе название их профессии — факельщики). Все горюны горькие пьяницы, но с одной важной оговоркой. Белые траурные пары (штаны и сюртук) плюс белый цилиндр им выдают из похоронной конторы, но сапоги и бельё нужно иметь свои. Из-под сюртука должна высовываться сорочка или, хотя бы, манишка, а рваные опорки на ногах оттолкнут строго заказчика. Поэтому горюны пьют, но до определённого предела, а если и спускаю с себя всё, то оставляют-таки полтину для гардероба проката. Ежедневно в большом городе происходит от шести до десяти погребений «с факелами», поэтому работы хватает на всех. Однако если человек пропил с себя сапоги и подвёл артель, не выйдя на заказ, его изгоняют с позором и обратно больше никогда не примут.
Помимо нищих и горюнов, прочие жители Малкова переулка — опустившиеся парии. В «Вяземской лавре», несмотря на её заслуженно зловещую репутацию, большая часть населения — какие-никакие ремесленники: пекари, корзинщики, типографские рабочие. Из них только тряпичники тесно связаны с преступным сообществом. В «Пироговской лавре» никто не занимается ничем, только распивают водку. Потерявшие человеческий облик, немытые, одетые в лохмотья, в струпьях болячек и с синяками под глазами, эти люди производят страшное и одновременно жалкое впечатление. За «сороковку» они готовы на всё. Буквально — на всё! Близость самого криминального из всех столичных рынков — Толкучего, даёт некоторым из них «специализацию». Спившиеся портные перешивают ворам украденное верхнее платье; сапожники с красными носами и дрожащими руками делают то же самое с обувью; жёны их торгуют. Половина продаваемого на Толкучем — «стыренное», поэтому дешёвое, поэтому от покупателей нет отбоя.
По правую руку от Садовой, в полукольце Екатерининского канала, притаились три Подьяческие улицы: Большая, Средняя и Малая. Тоже любопытное местечко! Причём именно местечко — здесь расположилось столичное гетто. Количество ростовщиков на Подьяческих сопоставимо разве что с количеством трактиров. В улицах этих идёт невидимая стороннему взору конкуренция: русские скопцы соперничают с еврейскими ростовщиками. Этой схватке уже тридцать лет, и исход её пока не ясен. И те и другие носят взятки в участок, поэтому «фараоны» довольны и покрывают оба фронта. Лихвенные проценты достигают в отдельных случаях трёхзначных цифр! С недавних пор несколько хитрых иудеев окопались, как сверхсрочнослужащие, в гвардейских полках: Кавалергардском и Преображенском. Бесшабашные корнеты и подпоручики идут к ним теперь косяком и подмахивают, не глядя, любые векселя. Говорят, скопцы обеспокоены и готовят ответную атаку, подкупив поголовно всё сыскное отделение.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
