тревожиться из-за лёгкой небрежности его шагов. Наедине с вольной серрин рядом с ним, он должен был, по крайней мере, проявить некоторое беспокойство, должен был, по крайней мере, немного нервничать из-за неё, но она знала, что его самообладание не было притворством. Это было точно такое же самообладание, какое было у него, когда он перекачивал её кровь из шприца в одного из своих. Ей было интересно, скольких серрин он убил, и как ему удалось выжить. Более того, как, чёрт возьми, ей так не повезло, что она перво-наперво столкнулась с ним. Блэкторн кишел вампирами. Её сестра должна была выбрать именно того, чей брат охотился на таких, как она, ради денег. И удовольствия.
Калеб открыл следующую дверь и снова пропустил её первой, проделав то же самое со второй, а затем и с третьей парой дверей. Она попыталась сосредоточиться на предстоящем пути, а не на широте его плеч или совершенстве этого стройного, явно спортивного тела.
Толкнув последние двери, он открыл единственную в конце коридора и придержал её, чтобы Лейла могла войти на лестничную клетку. Пропасть внезапно стала холоднее, темнее и даже более угрожающей, чем несколько часов назад — время, когда она была уверена, что, должно быть, слишком оцепенела от беспокойства за Алишу, чтобы могла полностью осознать собственный страх. Она посмотрела в темноту наверху, прежде чем перевела взгляд на Калеба.
— После тебя, — сказал он, указывая на ступеньки.
Этот рыцарский поступок вывел её из себя, и она неловко застыла в гробовой тишине.
— Мои глаза ещё не привыкли. Я последую за тобой.
— Они достаточно скоро привыкнут, — сказал он, кивнув головой в сторону ступенек, как бы приказывая ей двигаться.
Это можно было бы счесть тривиальной заботой, но всё в ней кричало, что позволять вампиру следовать за ней по тёмной лестнице — не самый лучший способ самозащиты. Но, не имея иного выбора, кроме как уступить, она ухватилась за металлические перила и поднялась по бетонной лестнице. Каждый шаг давался ей с трудом, ноги отяжелели. Она знала, что это во многом было связано с успокоительным, но ещё больше это было связано с осознанием того, что глаза Калеба прожигали её со спины. Она задавалась вопросом, было ли это сделано намеренно, чтобы подразнить её, или это был просто стратегический ход на случай, если она потеряет равновесие и упадёт.
Добравшись до верха, Калеб протянул руку мимо неё, чтобы открыть дверь. Когда его холодная рука на долю секунды коснулась её руки, Лейла немедленно отдёрнула свою, прервав мимолетную близость.
Она вышла в коридор и последовала за ним в открытый лифт слева.
Она прислонилась спиной к стене, когда двери лифта закрылись. Ухватившись за поручень позади себя, она опустила голову.
Подъём заставил её осознать, насколько плохо она себя чувствует. От едва заметного движения у неё скрутило живот. Озноб прекратился, но головокружение взяло верх, и её ноги начали дрожать.
Она взглянула на Калеба из-под ресниц только для того, чтобы увидеть, что он откровенно смотрит на неё в ответ. Эта прямота заставила её запнуться и снова понурить взгляд в пол.
Двери лифта открылись, и Калеб указал ей выйти первой, а потом повёл по знакомому коридору обратно в пентхаус.
Лейла поняла его намёк, вошла внутрь первой и с облегчением обнаружила, что гостиная пуста — по крайней мере, там не было других вампиров. Но её грудь сжалась от разочарования из-за того, что она не увидела Алишу.
Когда Калеб неторопливо спустился по трём широким ступеням. Реальность её положения поразила её сильно и быстро — возможно, потому, что первоначальный шок прошёл, а может быть, потому, что подавляющий эффект успокоительного наконец-то улетучился из её организма. Какова бы ни была причина, когда она остановилась на верхней ступеньке и посмотрела на террасу, она точно вспомнила, что привело к тому, что она проснулась привязанной к полу подземелья.
За это время он мог сделать с ней всё, что угодно. За то время, что она потеряла, могло случиться всё, что угодно. Вообще что угодно. И она бы ни о чём не догадалась. Он мог бы уже найти потенциальных покупателей, если бы намеревался получить прибыль, а не убивать её. Она могла быть окружена ими, торговавшимися за её бессознательное тело. Насколько она знала, он уже однажды взял у неё кровь и протестировал её. Инцидент с Таем, на самом деле, был только ради неё.
Её охватила тошнота.
— Мне нужно в ванную, — заявила она с большей настойчивостью, чем намеревалась.
— Первая дверь направо, — сказал он, указывая на коридор, который, как она теперь знала, вёл в комнату Джейка.
Она не оглядывалась, торопливо спускаясь по ступенькам. Распахнув дверь ванной, она ворвалась внутрь и захлопнула её за собой. Она оглядела просторную комнату. Она была больше, чем их кухня и гостиная вместе взятые у неё дома, с чёрными мраморными полами и выложенными плиткой стенами. Она поспешила в туалет прямо напротив. Она добралась до него как раз вовремя. Внезапная боль в животе, кислый привкус в горле, холодный пот, окативший её, лишь предупредили, что её сейчас стошнит.
Слёзы сопровождали её рвоту до тех пор, пока у неё не осталось ничего, что можно было бы извлечь. Потянувшись за салфеткой, она вытерла рот, спустила воду в унитазе и прислонилась спиной к стене. Она подтянула ноги к груди и обхватила их руками, чувствуя, что тёплый пол стал небольшим утешением в уходящие минуты.
Ей следовало просто сказать ему в темнице, что он был неправ. Ей следовало посмотреть ему в глаза и заверить, что она не накладывала удерживающее заклинание, но его сомнение в её словах было единственным, что поддерживало её жизнь. Её и Алиши. Если она выдаст эту информацию, то лишится своих рычагов воздействия. Калеб был бы волен делать всё, что захочет, а она не могла позволить ему такую власть.
Но был шанс, маленький шанс на то, что Алиша была права — что он останется верен своему слову.
И отпустит вид, который он явно презирал? Вид, к которому у него не было ни жалости, ни угрызений совести?
И как ей было объяснить, а затем доказать, что она серрин по крови и званию, но не более того?
И признать, насколько опасно неподготовленной она была? То, о чём у неё никогда раньше не было причин сожалеть. То, о чём она никогда не думала, что пожалеет.
Прошло два дня после её семнадцатилетия, когда дедушка познакомил её с Беатрис. Были вопросы,
