и тут же исчезло то ли удивление, то ли недоумение. «Вот это уже хорошо, — отметил он про себя. — Она ожидала допроса, чего угодно, но только не того, что произошло».
Девушку увели. Когда за ними закрылась дверь, Вайс повернулся к притихшему в углу дивана Вальтеру.
— Ваше мнение, штурмфюрер?
— Это, несомненно, та связная, — гестаповец встал, отряхнул пепел сигареты в пепельницу и неторопливо прошелся по кабинету, слегка шаркая подошвами сапог по густому ворсу ковра, закрывающего почти весь пол. — Хрупкая, слабая девчонка. Работает, конечно, за идею. Комсомолка, а может быть, и коммунистка. Подкуп, мне думается, исключен. Однако, как большинство молодых, здоровых и красивых людей, очень жизнелюбива, отсюда — плюс то, что мы ограничены во времени — вывод: допрос третьей степени, обещание сохранить жизнь — и правда из нее посыплется, как переспевшие желуди с дуба.
— Кое с какими вашими наблюдениями и доводами, коллега, я согласен, но абсолютно отрицаю заключение — метод получения необходимых нам сведений. — Вайс достал сигарету и по привычке стал вертеть ее в пальцах. — Присаживайтесь, Вальтер, и давайте пофилософствуем.
«Начинается. Интеллигентские слюни, — подумал штурмфюрер, — а время идет, и только бог ведает, что могут натворить шестьдесят отборнейших, первоклассных бойцов, которые сейчас шляются где-то в нашем тылу».
— Вы сами сказали: подкуп исключен. Правильно. И тут себя опровергли, предлагая ей сохранить жизнь. А ведь это тот же подкуп, только цена не деньги, а жизнь. Не логично. Допрос натур тонких, а тем более женщин, дело тоже тонкое, и грубости здесь быть не может, разумеется, физической. Кстати, вы читали Стефана Цвейга?
— Я не читаю произведений тех писателей, книги которых подлежат уничтожению по циркуляру министра пропаганды доктора Геббельса.
— Вот это зря, Вальтер. Я тоже с большим уважением отношусь к директивам доктора Геббельса, но ведь они предназначены не для нас. Поэтому я рекомендую вам подумать над моими словами и, в частности, обязательно прочитать «Шахматную новеллу» Цвейга. В ней описано, как наши коллеги для того, чтобы получить нужные им показания, применили особый род пытки — полную изоляцию, интеллектуальный вакуум, ибо, будучи психологами, знали, что на людей незаурядных, на их душу сильнее всего действует одиночество. Жаль, правда, мы не можем последовать их примеру — у нас нет времени.
А посему сейчас допросите сами нашу фрейлин. Я буду слушать через микрофон. Никаких вопросов ей не задавать. Только согласно нашим данным, что мы имеем за последние три дня, бесстрастным голосом опишите картину событий, абсолютно не реагируя на реплики, вопросы, комментарии. После этого, не давая ей прийти в себя, отправьте в камеру, установив наблюдение за поведением. Надеюсь, вы меня поняли?
Завтра же утром после небольшой беседы со мной мы покажем нашей подопечной кинофильм номер три особой серии.
ГЛАВА 8
ЗЛОВЕЩИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Рано утром, войдя в кабинет, оберштурмфюрер нарушил свой обычный ритуал — знакомство со сводками и донесениями о событиях прошедшей ночи — и приказал немедленно позвать Вальтера.
Не прошло и трех минут, как в дверях появился штурмфюрер. Вид у него был усталый, маленькая головка, казалось, совсем провалилась в широкий ворот мундира, воротничок помялся, белки глаз пожелтели. После обычного приветствия он тяжело опустился на предложенный Вайсом стул.
— Как провела ночь наша подопечная? — спросил оберштурмфюрер, пододвигая к Вальтеру сигареты.
— Как черная пантера в Берлинском зоопарке — ходила из угла в угол. Ни разу даже не прилегла и не присела.
— Очень хороший признак. Ее поведение подтверждает мои предположения, что она новичок. Опытный разведчик на ее месте, получив нежданно-негаданно такую передышку, тотчас бы завалился спать, во всяком случае, лег бы, дабы обрести хотя бы физические силы для предстоящего допроса, который рано или поздно неминуемо последует. Что ж, вызывайте ее в студию.
* * *
Комната, куда ввели Ирму, выглядела несколько необычно: квадратная, без окон, стены и потолок окрашены белой масляной краской, но не блестящей больничной, а поглощающей свет. Слева, в полуметре от стены, стоял небольшой диванчик. Над ним два крохотных выреза, какие обычно бывают в аппаратной кинотеатров, внизу, у самого пола, в углах комнаты, два радиодинамика. Рядом с диваном небольшой стол, за которым в кресле сидел вчерашний элегантный оберштурмфюрер. Справа, вплотную к дивану, маленький столик, на нем кофе, бутылки коньяка и сигареты.
— Заходите, пожалуйста, фрейлин, садитесь, — офицер поднялся и, предупредительно улыбаясь, изящным жестом показал на диван. — Коньяк, кофе?
Ирма села на жесткий диванчик, зябко передернув плечами, хотя в комнате было тепло, и положила руки на колени.
Гестаповец вышел из-за стола. Подошел к ней, налил в рюмку коньяк, в чашечку кофе, пододвинул поближе сигареты и зажигалку.
— Прошу вас, не стесняйтесь, пожалуйста.
Ирма взяла рюмку и, немного отпив, поставила на стол. Затем обеими руками, одной за блюдечко, другой за ручку чашечки, поднесла ко рту ароматно пахнущий кофе.
Офицер сел рядом, закурил сигарету и, сощурившись от дыма, участливо и доброжелательно посмотрел на нее, Ирма насторожилась и поставила кофе на столик.
— Вы, наверное, обратили внимание, фрейлин, что мы не задавали вам никаких вопросов? Не так ли?
— Я ничего не знаю, меня задержали по какому-то странному недоразумению, вы ошибаетесь, принимаете меня за кого-то другого, — начала Ирма.
— Не будем об этом. Так вас ни о чем не спрашивали? А почему? Да потому, что, как это ни тривиально звучит, мы действительно о вас все знаем. Но только о вас. Вам зачитали документ и сообщения. На хуторах вы не были и так далее. В общем, не будем терять время. Нам действительно известно многое, но, к сожалению, разумеется для нас, не все. Вернее, не знаем одного — куда ушел отряд? И вы нам это скажете, так?
— Я ничего не скажу, — Ирма запнулась, — я просто ничего не знаю, мне ничего не известно ни о каких моряках.
— Ну зачем же так поспешно и неуклюже — то не скажете, а уж потом не знаете. И почему именно о моряках, я же просто упомянул об отряде. Но не собираюсь ловить вас на слове, я уверен, обратите внимание, уверен, мне, — он подчеркнул «мне», — вы скажете, куда ушел отряд подводников, вот теперь я говорю, что это моряки с подводной лодки типа «Щ».
— Я ничего не скажу. А про моряков мне сообщил ваш вчерашний офицер, который читал что-то, похожее на детективную повесть. — Ирма почувствовала страшную ненависть к этому красавцу. — Можете делать со мной все, что хотите, мне безразлично.
— Это уже
