смерти своей почти 90-летней матери, тем более что узнал об этом, находясь далеко от нее и в заключении. Потом, до августа 1946 года, его как свидетеля допрашивали в Нюрнберге во дворце юстиции, после чего отправили под Аллендорф в округе Марбург. Если его физические страдания на этом прекратились, то далеко еще не закончилась неизвестность в отношении дальнейшего пребывания в заключении.
Пребывание в американском плену Гальдер воспринимал как несправедливость, так как в конце войны оп уже был уволен с действительной военной службы. Только 20 июня 1947 года американцы официально отпустили его из плена, после чего он был переведен в статус гражданского интернированного. Во время пребывания в плену семья, друзья и он сам опасались, что его будут обвинять как военного преступника на международном военном трибунале в Нюрнберге, так как он находился в заключении как интернированный согласно «списку № 7 разыскиваемых военных преступников». Поэтому он с облегчением узнал 30 сентября 1946 года о том, что генеральный штаб сухопутных войск, которым он командовал как никак четыре года, освобожден от обвинения в том, что он был преступной организацией.
После этого Гальдер не ждал больше личного обвинения в Нюрнберге. О себе самом он писал тогда, что в силу его уже теперь известной позиции к Гитлеру и национал-социалистскому режиму — в отличие, например, от генерал-фельдмаршал а фон Манштейна — «он просто не тот тип, с которым можно вести оголтелую враждебную кампанию против юнкеров, милитаристов или слепых фанатиков». Свою функцию и ответственность как высшего офицера, принадлежавшего к руководящей элите Третьего рейха, в первые годы войны он оценивал довольно низко. Характерным для того времени общепринятого отрицания вины многими высшими командирами является анонимно сохранившееся высказывание одного из допрошенных американцами главнокомандующего воздушными силами, которым он пытался смягчить обвинение: «Я был всего лишь маленьким фельдмаршалом». Ввиду опасности предстать перед военным трибуналом Гальдер также прибегал к необходимой лжи во имя защиты и отрицал причастность военных к нацистским преступлениям, особенно на востоке; он уверял, что придерживался концепции оборонительной войны против большевизма. Так, он, как свидетель в «процессе Вильгельм-штрассе», в сентябре 1948 года утверждал, что немецкое нападение на СССР «было военной необходимостью», чтобы опередить Красную Армию.
В момент опасений и неизвестности по поводу Нюрнбергского трибунала Гальдер, с другой стороны, горько жаловался на то, что «Нюрнберг является местом не права, а политики», где обвинение имеет свободу «разжигать» общественное мнение тенденциозными сообщениями в прессе, в го время как защита лишена такой возможности. Эта озлобленность основывалась, однако, также и на тогдашних жизненных условиях Гальдера, так как в течение своего девятимесячного пребывания в Нюрнбергском дворце юстиции он был размещен в камере подвальной секции, которая напоминала о размещении в подвальной тюрьме гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, к тому же его почта была ограничена.
В конце декабря он наконец убедился, что в Нюрнберге не будет никакого обвинения. В процессе против верховного главнокомандования вермахта он как свидетель защиты сделал обширные заявления в пользу обвиняемого бывшего генерал-фельдмаршала Риттера фон Лееба. Его ежедневные записи военного времени до 1942 года снова появились в военном трибунале и после перевода их с языка стенографии на письменный немецкий язык использовались как доказательства.
После решения не начинать процесса против Гальдера в Нюрнберге он согласно назначению контрольного совета союзников и «освобождающему закону» о денацификации от 5 марта 1946 года, который был издан в Баварии, Гроссгессене и Вюртемберг-Бадене, должен был отвечать перед немецкой комиссией по денацификации, чтобы «освободиться» от обвинения в поддержке и принадлежности к национал-социализму и милитаризму. Как и другие немцы старше 18 лет, Гальдер должен был заполнить обычную анкету в рамках акции денацификации военной администрации США. В своих показаниях от февраля 1947 года он особое значение придавал принадлежности к кругам сопротивления Гитлеру; в целом же он называл себя кадровым офицером, который «никогда не занимался политикой». После этого на основании его деятельности в качестве начальника генерального штаба против него был возбужден иск. Соответственно его местожительству это находилось в компетенции баварской комиссии по денацификации в американской оккупационной зоне. Обвинение было предъявлено 6 апреля 1948 года в специально для этих целей устроенной в лагере Нейштадт баварской комиссии по денацификации. Слушание должно было начаться 22 апреля. В целом военное командование обвинялось в «подобострастии, недостатке гражданской смелости и, в конечном счете, смирении», в том, что послушно отдалось душой и телом «национал-социализму и его преступным планам». Именно как начальник генерального штаба он должен был бы наложить на это свое вето и не предоставлять «свои силы и способности на столь важной должности в распоряжение режима до октября 1942 года» и не помогать «Гитлеру осуществлять его военные и политические планы». Поэтому Гальдер несет также «ответственность за то невыразимое бедствие, которое война и ее последствия принесли этому поколению» и поэтому его следует включить в «группу главных виновников».
Какими бы правильными и точными ни были общие выводы обвинения относительно моральной ответственности Гальдера за действия нацистского государственного руководства на основании его бывшей служебной должности, невозможно было не учитывать его бывшую тайную оппозиционную деятельность и последующее пребывание в различных концентрационных лагерях и объявлять его «главным виновником» режима в смысле ответственности за политические и военные действия нацистов. На это противоречие настойчиво указывал защитник Гальдера перед комиссией по денацификации адвокат Мартин Горн, отклоняя обвинение.
То, что процесс должен был состояться в лагерной комиссии по денацификации, могло иметь для Гальдера негативные последствия, так как там заседание, как правило, проводилось в письменной форме и без присутствия общественности. Так что ему просто повезло, что рассмотрение дела было наконец перенесено на июль 1948 года в Мюнхен в комиссию по денацификации X, где оно вызвало большой интерес со стороны средств массовой информации. За границей этот процесс даже называли «самым значительным и глубоким из всех процессов по денацификации в Западной Германии». Слушание дела против Гальдера продолжалось с 15 по 20 сентября 1948 года «при широком участии общественности»; при этом ожидаемых временами беспорядков не было.
Сама комиссия понимала свою задачу как «урок истории на базе комиссии по денацификации». Многие бывшие единомышленники периода сопротивления до 1940 года, как, например, барон фон Вайцзеккер, Кордт, фон Эцдорф и генералы Хойзингер и Шпейдель, помогли Гальдеру своими соответствующими заявлениями или письменными высказываниями, в которых подтвердили его борьбу против военного курса Гитлера. Процесс живо обсуждался в местных и региональных газетах и комментировался в основном в пользу Гальдера.
В своих показаниях перед комиссией по денацификации Гальдер утверждал, что не был информирован о многих
