class="p1">– Кондуктор? – Я указал большим пальцем за своё плечо. – Разве вы должны быть не в том вагоне?
– Там машинист. – Вернон поднял голову. – Я не захожу туда, он не заходит сюда. Послушайте, господа, я не могу вас пропустить. Монстры соблюдают правила и сюда не приходят. Если они могут проходить там, можете и вы.
– И что же делаете вы? – поинтересовалась Пончик, игнорируя жест кондуктора, указывающий нам на выход.
Дварф сделал долгий глоток из стакана.
– Слежу за порядком в поезде и отвечаю за всех служащих. Вот мои обязанности. А машинист меня не слушает, санитары пытаются меня съесть, носильщики живут в своём мирке. И я делаю только одно, госпожа говорящая кошка. Я сижу здесь и пью, до самого конца линии. Потом повторяю.
Я сделал ещё шаг к центру вагона.
– Значит, поезд действительно ходит по кругу.
– Носильщики? – удивилась Пончик. – В подземке?
Вернон моргнул и опять посмотрел на Пончика. Я узнал этот взгляд. Опять двадцать пять.
– Ваше величество, – проговорил кондуктор поезда, силясь встать. Жидкость вылилась из его стакана. Он поклонился кошке. – Мои извинения. Я не понял, что в поезде царствующие особы.
– Всё в порядке, – сказала Пончик, мгновенно принимая вид царствующей особы. – Я понимаю, вам, должно быть, нелегко управляться с этим низким сбродом.
– Ох, оно так, ваше величество. Это очень трудно. И… Я могу для вас что-нибудь сделать?
Нам пришлось прервать беседу, потому что в вагон вошли две красные точки из поезда номер шесть. Пара санитаров Дзикининки. У обоих по метле и ведру. Один стонал и клацал зубами, когда они, шаркая, пробирались вперёд. Их рты непрерывно двигались, как будто это были не рты, а поршни. Даже несмотря на стук колёс, я слышал щёлканье их шагов.
Щёлк, щёлк, щёлк, щёлк…
Меня передёрнуло.
– Ужас какой, – сказала Катя.
Она встала передо мной. Я отстранил её.
В описании этих чудищ говорилось, что они нас не тронут, если мы не будем их трогать.
– Уйдите с дороги, – сказал я своим. – Пусть они пройдут.
Мы прижались к стене, пропуская монстров. Монго сердито вскрикнул, но Пончик шипением велела ему вести себя хорошо. Два гуля даже не взглянули на нас, когда проходили по вагону.
– В одном из передних вагонов наверняка всё вверх дном, – сказал Вернон. – Я должен сам посмотреть.
– Послушай, Вернон, – задержала его Пончик, – у нас есть несколько вопросов, касающихся этого поезда. Я надеюсь, ты сможешь на них ответить.
– Конечно, ваше величество, – отозвался дварф. – Чем я могу вам помочь?
Я заговорил вместо Пончика:
– Вы не ответили, когда я вас спрашивал. Этот поезд ходит по кругу, верно? Куда он направляется после конечной станции? Сворачивает на другую линию?
– Все обязаны выйти на конечной станции. На станции четыреста тридцать пять, – сказал кондуктор. – На ней линия кончается.
– Это я знаю, – сказал я. – Что же происходит дальше?
Вернон вдруг почему-то крайне встревожился.
– Не могу сказать.
– Не можете сказать? Или отказываетесь?
– Поймите, вам придётся сойти на четыреста тридцать пятой. На самом деле вас надо сходить на четыреста тридцать третьей. Там большой пересадочный узел. Станция номер четыреста тридцать четыре не функционирует, а четыреста тридцать пять – конец линии.
Пончик решила прийти мне на помощь.
– Вернон, почему ты уходишь от вопроса Карла?
Мне показалось, что он захотел сбежать. Но он удержался, обошёл стойку и извлёк предмет, похожий на флягу с самогоном. Я бросил взгляд на сосуд. Да, это был обычный самогон, не более дорогой Повышающий градус. Вернон торопливо сделал глоток прямо из фляги и вздохнул.
– Виноват, ваше величество. До меня доходят только слухи. По правде говоря, я толком не помню. Мы приезжаем на станцию четыреста тридцать пять, а потом у меня всё туманится. И вдруг я стаю на платформе станции десять, а это уже депо. Я забираюсь в поезд, и всё начинается снова. Я даже не знаю, сколько времени прошло.
Я хмыкнул.
– Что-то тут не от мира сего.
– Так и есть, – подтвердил Вернон. – Я иногда разговариваю с приятелями в депо. Никто не знает. У всех одно и то же. И так всегда было.
Я вспомнил схему линии «Кошмарного экспресса». Там за один пролёт до конца линии находилась станция четыреста тридцать шесть.
– Вы упомянули о слухах. Что это за слухи?
– Говорят кое-что, – ответил кондуктор. – Некоторые думают, что мы во временнóй петле. Как по мне, они правы, но только частью.
– Что вы имеете в виду?
Вернон показал на длинный шрам, тянувшийся вдоль его руки.
– Я уже давненько вот это заработал. Мозговая амёба[25] со станции триста пятьдесят четыре. Станция «Чупакабра»[26]. Обычно я там не выхожу, если они есть, но однажды дал маху, и они меня наградили. Кровь хлестала дай боже. Если бы тут была временнáя петля, я был бы опять здоров, как только вернулся бы в депо. А я не выздоровел. Если я проголодаюсь к концу маршрута, то бываю всё ещё голодным, когда путь начинает снова. Да и пассажиры не всегда одни и те же. Так что время течёт правильно. Вроде как. – Он постучал по бутыли с самогоном. – Но вот какая дьявольская штука. Временнáя петля – это сам поезд. Я могу вылить это пойло на пол, а завтра примерно к этому времени оно вернётся на полку.
– То есть вы выключаетесь, транспортируетесь на станцию, а поезд как бы заводится заново? А остальные члены бригады? Эти вот зомби, машинист, ну, все, кто есть?
– Когда я возвращаюсь на станцию, то есть только я и носильщики. Гули всякий раз разные. Они заходят на станции двенадцать.
Двенадцатая – это одна из тех станций, на которых есть лестницы, ведущие вниз.
– А машинист?
Вернон пожал плечами.
– Один парень. Может быть, он выходит в то же время, что и я, но точно я не знаю. Он всегда уже в поезде, когда я появляюсь. А иногда бывает другой, поэтому я знаю, что машинист тоже не находится в петле.
– Это как-то вовсе странно, – заметила Катя. – Машинист – Дварф, как и вы?
– Он не дварф, – сказал Вернон. – Я, собственно, ни одного из них не видел. Думаю, что человек, судя по голосу. Перед каждой новой поездкой я отключаю громкоговоритель в этой кабине, чтобы не слышать его голос. Человеческие голоса впиваются мне в мозг, как шипы.
– А то я не знала, – фыркнула Пончик.
– Ещё кое-что есть. В смысле, насчёт поезда.
Вернон засунул руку в карман сюртука и достал толстую пачку бумаг. Разложил листы на барной стойке. Я приблизился на шаг. Верхний
