её никто не сможет защитить. Родион в больнице, это плохо. Но всегда надо включать голову, а не действовать под влиянием эмоций.
Понимаю, что ей всего восемнадцать и она не знает жизни, однако такие импульсивные поступки всё равно напрягают. Если бы я не позвонил, она бы точно уехала, тем самым подставив людей, которые за неё в ответе. Вздорная малолетка, возомнившая себя настолько смелой и самостоятельной, что в одиночку хотела бороться за жизнь своего отца. Чем бы она ему помогла? Молилась бы у постели да взятки врачам пихала?
Я давлю на газ, но впереди очередная пробка, и движение снова замедляется. Откидываюсь на спинку кресла, тяжело вздыхаю. Надо успокоиться. Лия не ведает, что творит, это нормально в её возрасте. Я смогу ей объяснить, чем чреваты необдуманные поступки, расскажу, как нужно действовать в подобных ситуациях. Не бежать сломя голову, а думать.
Если бы я не думал, то сегодня утром зажал бы испуганную девчонку на кухне, и это могло негативно повлиять на наши отношения. Вчера Лия, захмелевшая после двух коктейлей, была настоящей, естественной. Она не скрывалась, доверяла. Замерла вся от моих прикосновений, её дыхание стало тяжёлым, рваным, она так и тянулась ко мне, сама того не ведая. И на поцелуй ответила.
Утром же она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и невольно отступила назад, когда я приблизился. На вопросы ответить не смогла, смешно топала ножками и возмущалась. Я нарочно её провоцирую, стараюсь вывести на эмоции, чтобы она не застревала в своём горе и одиночестве. И я очень хотел поцеловать её, такую хрупкую и немного сонную, однако сдержался. Надо выждать, дать ей время на осознание своих желаний.
Угу, дал, блин, время. Чуть не сбежала от меня в лапы похотливому криминальному авторитету! Снова подкатывает злость. Таких ярких эмоций я давно не испытывал. Это хорошо. Ненавижу скуку.
Выхожу из машины и оглядываюсь. Лия сидит на бордюре, обнимая колени и смотря в одну точку. Солнце нещадно палит, а эта глупая девчонка совсем себя не жалеет! Подхожу, бесцеремонно хватаю её за руку и веду к машине. Она не сопротивляется, идёт за мной покорной куклой. В салоне работает кондиционер, я протягиваю Лие бутылку воды и смотрю, как она дрожащими пальцами пытается её открыть. Помогаю ей, откручиваю крышку.
— Пей больше, — приказываю, когда она пытается вернуть мне бутылку после двух неуверенных глотков.
Вздохнув, Лия словно через силу пьёт воду.
— Как ты себя чувствуешь?
— Терпимо, — отвечает она.
Вглядываюсь в её лицо. Видно, что она плакала, глаза покраснели, носом тихо шмыгает. Отчитывать её больше не хочется, и злость куда-то уходит. Нельзя требовать от малолетки серьёзных взвешенных решений. Точно не в ситуации, когда её отец находится в реанимации и неизвестно, будет он жить или нет.
— Я отвезу тебя домой к родителям. Хорошо?
Она безразлично пожимает плечами.
— Папа знает о том, что случилось с Родионом. Он поможет.
— Как? — растерянно спрашивает Лия.
— Скоро узнаем.
Хочу спросить, а как она собиралась помочь своему отцу, но вовремя отказываюсь от этой идеи. Потом, всё потом.
До родительского дома мы добираемся за час. Лия то и дело хватается за телефон, но ей никто не звонит. Иногда я слышу, как она силится подавить рыдания. Пару раз Лия отворачивается к окну и украдкой вытирает щёки. Жалко девчонку. Навалилось на неё много всего.
Мама встречает нас у порога, с сочувствием смотрит на Лию.
— Я пойду умоюсь, если вы не возражаете, — бубнит девчонка, ни к кому конкретно не обращаясь. Убегает так быстро, словно ей невыносимо находится рядом с нами.
— Бедная девочка, — вздыхает мама.
Киваю. А что тут ещё скажешь?
Когда я захожу в гостиную, звонит телефон.
— Вы с Лией уже дома? — спрашивает отец.
— Да.
— Я скоро приеду, всё обсудим. Но можешь успокоить девочку: мой помощник, Вадим, будет в больнице уже через пару часов. Он расспросит врачей, даст денег, кому надо, узнает, можно ли в таком состоянии перевозить Родиона. Он не в реанимации, и, насколько я знаю, угрозы для жизни нет.
Я поднимаюсь на второй этаж и стучусь в закрытую дверь. Лия открывает не сразу. Она переоделась, лицо, шея и кончики волос влажные. Смотрит на меня с надеждой и страхом.
— О твоём отце позаботится папин человек. Если получится, Родиона перевезут в столичную больницу.
— Но он же в реанимации, — недоверчиво тянет Лия.
— Видимо, уже нет. У него стабильное состояние, жизни ничего не угрожает.
— Но почему та женщина намекала, что у него почти нет шансов? — она вздрагивает всем телом. Закрывает рот ладонью, глаза большие, красивые.
— Не знаю, Лия. Может, перепутала его с кем-то. Скоро мы всё узнаем, обещаю.
— Спасибо тебе, — шепчет она и снова повторяет, словно в горячке: — Спасибо, Богдан, спасибо, что приехал. Я боялась надеяться… Спасибо…
— Да меня-то ты за что благодаришь? — усмехаюсь, чувствуя смятение. Лия продолжает шептать «Спасибо», и я понимаю, что у девчонки эмоциональный срыв.
Подхожу и крепко её обнимаю. Она цепляется за меня, прижимается ближе, вся дрожит и громко всхлипывает. Глажу её по волосам и спине, жду, когда она успокоится. Долго жду, терпеливо. Лия наконец перестаёт вздрагивать и, смутившись, размыкает объятия. На её щеках алеет румянец, лицо больше не бледное и потерянное. Это радует. Не сдержавшись, я тяну руку и касаюсь её локонов. Лия перехватывает мою ладонь и быстро, горячо целует пальцы. Затем, будто опомнившись, отпускает мою руку, отходит на несколько шагов назад.
— Я скоро спущусь, — тихо говорит она и захлопывает передо мной дверь.
Пока отец разговаривает со своим помощником по телефону, я наблюдаю за взволнованной Лией. Она прижимает руки к груди, вслушивается в каждое слово, в её глазах застывает надежда вперемешку с недоверием. Юлиана приносит девчонке чашку зелёного чая, Лия благодарно кивает и пьёт горячий напиток. Её по-прежнему трясет, уже не так сильно, как пару часов назад, но все видят её измученное состояние.
Мама поглядывает на Лию с жалостью и тревогой, она даже забывает
