когда ставил с пиратского диска и мучился из-за отсутствия гайдов и переводов; а теперь словно скачал, уже с исправленными багами, нашёл русификатор, прохождение погугил – и тащусь...
Нет, это слишком. Тащиться от ежедневного посещения детского сада я был не в силах ни в том детстве, ни сейчас. Зато в узнавании старых игрушек, полузабытых образов, прежних видов родного города, которые помимо моей воли сохранились в моей памяти, было нечто ностальгически приятное – как всегда приятно перечесть любимую книгу, переслушать любимую песню или иным способом погонять нервные сигналы в мозгу проторенными дорожками...
Вокруг всё было как всегда: другими словами, шло в известном направлении. Прибалты рвались из состава Союза, восточные немцы – в Польшу, Горбачёв – в очередную заграничную поездку, демонстрировать жену и миролюбие. Мои родные никуда не рвались и пребывали в благополучном бездействии: мама ждала съезда депутатов и того, что скоро будет как в Америке, папа – что его вот-вот уволят и конец всему, бабушка – новых чудес от меня и из телевизора, дед – машины и того, что скоро станет всё, как раньше. Выпал первый снег. В США упал индекс Доу-Джонса. В ГДР пал режим Хонеккера. Окончательно пала в моих глаза Илиада Михайловна, при всех обозвавшая одного из мальчиков идиотом. Падали остатки листьев и как листья же валились самолёты: сначала в Кировобаде столкнулись два, через несколько дней ещё один, с десантниками, в Баку, через два дня – под Ленинаканом, ещё через день – под Тегусигальпой. Наконец, в двадцатых числах, упала вторая скамейка в нашем дворе. Так как первую упавшую чинить никто не думал, оставалась лишь одна.
В садике я в целом адаптировался: запомнил имена всех ребят в группе, научился рисовать как шестилетний, спать днём, играть в сифу, есть рыбу ложкой, не блевать от макаронной запеканки из вчерашних макарон и намазывать масло на хлеб без ножа. Ещё я узнал, что роскошные куклы в кукольном домике, находящиеся в помещении нашей группы, для игры не предназначены, и ими позволяется лишь только любоваться; выяснил, что привилегия кормить рыбок в детсадовском аквариуме пожизненно принадлежит Ольге Комаровой (Илиадиной любимице); подметил, что для поднятия личного авторитета в детском сообществе нужно носить с собой в садик игрушки получше; а также понял, что когда нам выдают цветную бумагу и ножницы, в ответ на вопрос, что мы будем делать на сегодняшнем занятии, надо отвечать не «вырезать», а «вырезывать» – почему-то Илиада Михайловна предпочитала выражаться именно так и всегда поправляла, когда говорили не по-её. После того, как немцы уволили Хонеккера, а американцы запустили шаттл «Атлантис», я умудрился даже ни разу не оказаться в углу.
Впрочем, главной моей заботой было разумеется, не это. Я крепко озаботился тем, как бы стимулировать отца уйти из военной отрасли и заняться компьютерным бизнесом прямо сейчас. Ведь получалось, что если он станет кооператором и начнёт серьёзно зарабатывать, решится проблема и с дедовским автомобилем: ведь не откажутся же дочь и зять спонсировать старшее поколение! Или хотя бы дать в долг деду с бабкой, когда им придёт приглашение на машину раньше времени. Тем более, никаких внятных способов в обозримом будущем обеспечить деда колёсным транспортом я так придумать и не сумел.
Однако и с отцом дела не шли. Рекомендовать ему что-то в лоб я, конечно, не мог: кто всерьёз принимает детсадовца? Магическим мышлением папа не отличался, так что и байка про вещий сон ему, скорее всего, не зашла бы. Оставалось только раскладывать на видных местах разные журналы, раскрытые на статьях о кооперации и компьютерах. Рассказывать, вроде как невзначай, всякие истории о вымышленных родителях одногруппников, преуспевших в торговле оргтехникой. Я умудрился даже провернуть две довольно сложные операции. Во-первых, вырезал бланк для частных объявлений (иногда имевших очень странный характер) в местной газете, тайно написал туда призыв к инженерным кадрам идти в кооперацию и двигаться навстречу ЭВМ и улучил момент закинуть бланк в почтовый ящик. Как ни странно объявление напечатали. Я показал его папе, тот – маме. Они долго потешались. Более никакого эффекта эта афера не возымела. Во-вторых же, я повторил номер с коротким побегом из детского сада и размещением ещё одного объявления на гараже. В этот раз объявление гласило: «Кооператив предлагает к покупке компьютеры: пи-си, эй-ти, экс-ти и периферию». Сам не знаю, из каких закромов памяти всплыли у меня эти античные названия устройств. Но главная проблема была в том, что на правдивом объявлении должен был быть номер телефона. Написать любые цифры от балды было нельзя: я опасался, что, если папа воспримет идею всерьёз, он может захотеть позвонить в это предприятие, чтоб узнать, что да как. В итоге я сварганил объявление, у которого все язычки с телефонами были вроде как уже оторваны: это не только объясняло отсутствие номера, но и очевидно доказывало наличие ажиотажного спроса на ЭВМ. По дороге из садика я обратил внимание отца на объявление, якобы заинтересовавшись, что там написано и попросив его прочитать. Тот прочёл вслух, поставив в «пи-си» ударение на первый слог, смутился и сказал, что дурацкие объявления на гаражах совершенно бессмысленны. После этого мы пошли дальше. Про «эй-ти» и «экс-ти» папа больше не вспоминал, а я уже совсем пал духом.
Всё-таки я полный неудачник. Сорок лет жил кое-как, а потом получил второй шанс – да и тот идиотский! Нет, чтобы попасть в тело какого-нибудь десантника, наследного принца, гардемарина или молодого будущего генсека, как это бывает с персонажами романов, обожаемых моим дедом! Одного меня судьба закинула в младенца, который всё, на что способен, это не подавиться манной кашей и проситься на горшок, пока не обмочится! Тьфу, гадство!
Вся описанная ситуация напрягала меня тем более, что ссоры родителей, как я подметил, случались частенько, и вызваны они были зачастую именно папиным плохим настроением, проистекающим, в свою очередь, из страха потерять работу вскоре.
Окончательно его переживания я понял, когда однажды ночью, в полудрёме, случайно подслушал такую беседу родителей:
– Галя, а если меня уволят, и я стану безработным, ты разлюбишь меня? – Спросил папа.
– Не уволят, что за глупости.
