с мамой живут.
— И чего же вы ушли от них?
— Жена заколупала своими походами в церковь, весь мозг мне проела пожертвованиями. Детей заставляла на службу ходить. А там как ни глянешь, кто приходит, каждый раз думаешь: "Уж лучше бы те помогали бедным верующим, чем они в богатые архитектурные здания последние гроши носили. Да и любовь к Богу тем самым выражали бы, если бы помогали делать ремонт в их домах, чтобы людям хотя бы было где жить! А то стены, крыша есть, а то, что они все в дырках — никого не волнует. Зато церквей чем больше, тем лучше! Так мы выражаем свою любовь к нему, а на тех, кого он якобы создал, болт забивают. Кто ж тогда останется его любить, если таким образом помрут все?
— Ну не все. Вот Вы бы лучше взяли себя в руки, да помогли бы детям!
— Да куда я им уже помогу… Сам недавно узнал, что они от матери сбежали, да с крыши прыгнули. — рассказал призрак, а тем временем дождь капал уже всё меньше.
— А зовут их как?
— Ленка, да Егорка. А что? Знали их?
— Не то, чтобы раньше знала… Я теперь знаю их.
— Как это?
— Приходите ко мне домой, я Вам покажу. — рискнула Люся пригласить домой незнакомого ей призрака.
— Кстати, меня Кирилл зовут, если что. Ну или звали, как там правильно теперь говорить. — призрак протянул ей руку.
— Люся. — ответила она и дождь закончился.
* * *
Через час Люся привела к себе домой призрак Кирилла. Как только распахнулась входная дверь, Егор выбежал из объятий Антонины Ивановны к папе.
— Папка! — радостно закричал Егор, вжимаясь в объятия Кирилла.
Лена выглядывала из Люсиной комнаты, но здороваться с папой не стала.
— Лена, ты чего? — удивлённо спросил Кирилл.
Девочка молча захлопнула за собой дверь.
— Не понял… Егор, чего случилось-то?
— Девочка Вас давно не видела, думала, что Вы её бросили. — Антонина Ивановна попыталась объяснить её реакцию.
— Но я же никого не бросал. Даже Егорка это знает!
— Девочки несколько иначе воспринимают такую ситуацию в жизни. Подождите немного. Это пройдёт.
— Ничего не пройдёт! Он кинул нас, захлопнув за собой дверь и даже не попытался нас найти и что-то объяснить! — с криками выбежала из комнаты заплаканная Лена.
— Да я ж пытался! Ваша мама наотрез отказалась от встреч со мной и приказала к вам на пушечный выстрел не подходить! — со слезами на глазах объяснялся Кирилл.
— А она что, королева какая-то, чтобы приказы отдавать? Ты что, не мужчина?
— Лена, Леночка, доченька моя! Да я жизнь был готов отдать за вас с Егоркой!
— Так чего же не отдал?
— Лена! — вскрикнула Люся, которая всё это время молча стояла в прихожей.
— Видеть никого не хочу! — выпалила Лена и снова ушла в Люсину комнату, хлопнув дверью.
После минутной тишины, Егор обнял папу и сказал:
— Не волнуйся папочка. Я её понимаю. Но и тебя понять могу. С такой женщиной, как наша мама, не каждый мужчина сможет прожить. Так и останется одна.
— Куда уж ей одной оставаться… Она вас потеряла, теперь в храм пойдёт служить.
— И грехи отмаливать?
— Нет, Егорка… Она не считает себя грешницей. Для неё все, кто в Бога не верит, грешники. Страшные грешники.
— Ладно, давайте я стол сейчас накрою и вы поедите. — предложила Антонина Ивановна.
— Я Вам помогу. Ой, что это я. Лучше сама всё сделаю. Вы посидите пока. — сказала Люся и пошла на кухню.
* * *
Пока она готовила ужин, Антонина Ивановна убаюкала детей, а Кирилл остался с Люсей на кухне.
— Ты кем работаешь, Люся? Художница, али кто ты?
— Бросьте! Какая из меня художница? Я администратор магазина нижнего белья в торговом центре.
— А-а-а-а… А это тогда что? — Кирилл указал на рисунки, торчащие из её папки, что лежала на кухонном диване.
— Ах, это… Да это так, наброски. Фантазии. Кому сейчас они нужны. Везде одна конкуренция. Да и тем более, кто я? Мои родители простые рабочие, никакой знаменитой фамилии они не носят.
— А почему ты не хочешь сделать вашу фамилию знаменитой? — поинтересовался Кирилл.
— Я? Да родители мои со стыда сгорят, если узнают, где я работаю. И потом, есть другие люди для того, чтобы быть знаменитыми.
— Вот неправильно ты говоришь. Неправильно. Каждому есть место в этом мире. Каждому. Это верующие всё мечтают о райских подушках после смерти, а тут себе места найти не могут. Ладно себе, другим не дают! Я всегда говорил, что бояться нужно живых, а не мёртвых, ибо только живые могут таких дел наворотить, что в страшном сне не приснится. Как думаешь, чем отличается творческий человек от завистливого?
— Наверное, ничем. Ведь там, где творчество, там и зависть рядом. Конкуренция опять же.
— И опять ты не права. Творческий человек тем и отличается от завистливого, что он всё своё время посвящает творчеству. Он старается быть лучше себя вчерашнего, а не кого-то там из окружения. Тот, кто страдает завистью, тот изначально считает себя хуже других потому, что слишком интересуется чужой жизнью, а не своей. И ему важно, чтобы говорили о нём хорошее, а о других он и сам не прочь плохое что-нибудь ляпнуть. Потому что ему нравится думать плохо о других и он будет в тайне им завидовать и думать, что завидуют ему. Творчество? Он даже сил особых не будет прилагать, чтобы делать его лучше, любую критику он будет воспринимать в штыки, думая, что его ругают потому, что завидуют, а на самом деле ему хотят подсказать, как сделать лучше, чтобы ещё привлечь внимание к своему творчеству. Но если человек сам завидует другим, он в этих подсказках будет видеть препятствия. Понимаешь? Не смотри на кого-то. Пробивай свой путь, как можешь и обязательно что-нибудь получится! Тем более, эскизы женского белья у тебя очень даже соблазнительные! — кокетливо закончил Кирилл.
— Папа. Прости меня, что я так грубо тебя встретила. Я думала, ты правда нас забыл. — извинилась заплаканная Лена.
— Всё хорошо, моя девочка. Я понимаю твою обиду. Но теперь мы вместе и я вас не оставлю! — папа обнял свою дочку и поцеловал её в макушку.
— Когда там будет ужин? — спросил Егорка.
— А вы садитесь за стол и еда сейчас появится. — выпрямив спину, сказала Антонина Ивановна.
Через десять минут новая дружная компания сидела за столом в полупустой квартире Люси.
* * *
После ужина, Люся закрылась в своей комнате, чтобы подготовиться к предстоящему судебному процессу. Ей в
