ко мне голову. Лицо слегка осунувшееся, бледное. И круги под глазами, будто плохо спала. Хочется ее обнять, положить голову на свое плечо и убаюкать. Касаться губами гладкого лба, висков, волос. Вдыхать потрясающий запах. И укачивать, успокаивать, защищать. Но нет ни одного шанса, что она все это от меня примет. Ей нужен другой, не я. Ромкины руки и объятия. И все же за неимением его рук, может, сойдут и мои?
Подхожу ближе, обхватываю узкую, прохладную ладонь и тяну девушку вверх.
— Вставай. Пойдем посидим в саду. На природе ждать легче, — говорю, не отпуская ее руки. Яна хмурит брови, но все же кивает и поднимается.
— Хорошо, пойдем, — и добавляет устало: — От этих мыслей можно с ума сойти. Ненавижу находиться в неизвестности. Когда хоть что-то понимаешь, можно строить планы, искать выходы. А так остается одно бестолковое ожидание.
Веду Яну на улицу, продолжая сжимать ее ладонь, пока она не опомнилась. Лишь на лестнице девушка это осознает и аккуратно забирает руку. В саду передвигаю два шезлонга в тень старой яблони. Усаживаемся оба. Между нами неловкое молчание. Не знаю, о чем говорить. Снова о брате не хочу. Подождем хоть какой-то определенности. Выбираю нейтральную тему и прошу Яну рассказать о себе. Она морщится и вздыхает:
— Честно говоря, не люблю рассказывать о себе, — произносит тихо. — Нет в моей жизни ничего особенного. Мама, папа, старший брат. Школа, институт, потом работа. О работе Рома у вас в гостях рассказывал, — киваю. Ни за что не признаюсь, что тогда я вообще не слушал, о чем говорят за столом. Все мое внимание было сосредоточено только на одной гостье. Только за ней я следил. За ее лицом, жестами, эмоциями. Ну и злился на такую подставу судьбы. Нет, о работе брата имею примерное представление. Мать с тетей Олей регулярно общается и передает мне все последние новости. Вот только о внезапно возникшей невесте брата меня почему-то никто не предупредил. И мать, получается, тоже не знала. Она бы точно проболталась мне.
— У вас очень красивый сад. Тут так спокойно, — замечает Яна, откидывается на спинку шезлонга и прикрывает глаза. Давая мне прекрасную возможность удовлетворить свой жадный интерес. Наблюдаю за ней без помех. Скольжу взглядом по ее лицу, прикрытым векам, пушистым ресницам. Останавливаюсь на губах. Здесь для меня раздолье, разглядываю каждый миллиметр. Кажется, что закрою глаза и буду видеть ее губы, как наяву, до самой последней черточки. Зачем мне эти картинки? Ведь будут преследовать потом, мучая несбыточными желаниями. Но я все равно смотрю. И ниже тоже. Туда, где мерно вздымается высокая грудь, обтянутая светлой футболкой.
Яна, конечно, чувствует мой взгляд. Чуть заметно хмурится, но ничего не говорит. А меня тянет разгладить эту легкую складочку между ее бровями своими губами. Даже качает к ней, лишь в последний момент торможу, понимая, что слетаю с катушек. Резкий звонок телефона вовремя выводит из наваждения. Адвокат сообщает, что скоро будет у нас. Передаю эти слова Яне, тревожно ожидающей конца разговора. Звоню матери, предупреждая, чтобы шли с тетей Олей домой. Встаю и снова протягиваю Яне руку, предлагая помощь. Она смотрит на нее и качает головой. Поднимается сама. Неловко наступает на ногу и покачивается. Руки делают все на автомате. Секунда, и стройное тело прижато к моему крепким обхватом за талию.
А дальше мозги и вовсе отключаются. Гул в ушах от резко ускорившегося ритма сердца. И сносящие голову ощущения. Моих пальцев, что немного сминают футболку и касаются обнаженной кожи поясницы. Ее мягкой груди, упирающейся в мою. Растрепавшихся волос, что щекочут шею и плечи. Рука сама тянется зарыться в шелковые пряди, обхватить затылок и не позволить увернуться от моих настойчивых губ. Осознаю все это в доли секунды. А потом Яна упирается ладонями в грудь, пытаясь оттолкнуть мое одеревеневшее тело. Но оно не желает отпускать свою добычу. Лишь скрип калитки и приближающиеся женские голоса прочищают мозги. Резко разжимаю руки и отпускаю Яну. Она тут же сбегает в дом.
Глава 21 Яна
Оставшееся до прихода адвоката время провожу в компании Ольги Петровны и ее сестры. Пытаюсь сосредоточиться на предстоящем разговоре, но против воли все время соскальзываю в момент, когда Илья прижимал меня к себе, удерживая от падения. И в мои такие неуместные ощущения. Ну почему этот мужчина имеет над моим телом непонятную власть? Почему оно каждый раз обмякает в его руках, желая прижаться еще теснее? Обвить его собой и не отпускать. Я была бы счастлива, если бы испытывала все это к своему жениху. Но до встречи с Ильей даже не подозревала, что способна на подобные эмоции. А больше всего боюсь признаться себе, что уже начинаю сомневаться в предстоящей свадьбе.
Нет, нельзя об этом думать. Точно не сейчас. Может быть, потом, когда Рома будет на свободе. Иначе не смогу сама себя уважать, если при первых же трудностях предам его доверие. Да и как тогда смотреть в глаза его матери? Осознаю собственные мысли и пугаюсь. Я что, уже всерьез рассматриваю возможность быть с другим мужчиной? Это точно какое-то наваждение! Временное помешательство! Может, у меня гормоны разыгрались? Иначе почему запах Ильи для меня словно афродизиак? Что-то внутри облизывается на него и желает одного — уткнуться в крепкую мужскую грудь и дышать этим запахом. Господи, опять я о нем думаю!
Визит адвоката вырывает меня из мучительных метаний. Приводит его в дом Илья. Мы все устраиваемся в гостиной и с тревогой ждем новостей, молясь про себя, чтобы они были хорошими. Но, как оказывается, наши мольбы не услышаны. Адвокат хмурится, разглядывая всех нас по очереди, особенно внимательно останавливаясь на мне, и начинает говорить.
— К сожалению, мне пока нечем порадовать. Роман останется в камере. Надеюсь, недолго. Я смог с ним поговорить. И также присутствовал при допросе. Ситуация складывается неоднозначная. В этом есть определенная вина Романа. Он не идет на контакт. Причем, не только со следователями. Это как раз хорошо. Но и со мной тоже. А вот окружение погибшей девушки, ее друзья и родственники, наоборот, слишком много болтают, — недовольно кривится мужчина. — И все в один голос заявляют, что, по словам Светланы Коротковой, они с Романом были парой.
— Ну да, были, — недоуменно подтверждает Ольга Петровна.
