Оооо… Да! Это нереально доставляет мне! Таки хоть какое-то удовольствие я в нее всунул. И пусть даже не я, а Серафима.
Делая глоток чая, Дина поднимается с кресла, со стоном откусывая еще кусок от тоста.
— Дина! — доносится резкий голос с их стороны.
— Wie kannst du es wagen… gibt es das?! — чеканит ее тренер. — Ungelehrig! Gierige Kuh![3]
Мои глаза лезут на лоб от возмущения. Подавившись, Динка начинает кашлять.
— Sind Sie zufällig ein Mitarbeiter von Buchenwald?[4] — зло выстреливаю я в ответ.
— Что? — разъяренно вздергивает она подбородок, лицо ее вспыхивает.
— Девочка в обморок упала! — встает Серафима, загораживая нас.
— Да все нормально, извините, — бормочет Динка, пытаясь смыться.
Стискиваю сзади резинку ее штанов в кулак, удерживая на месте.
— Стоять, — шепчу негромко.
Неприятна мне эта фрау. Фрау поджимает губы, отыскивая взглядом Динкин мяч.
— Разве можно тренироваться ребенку без завтрака? — качает осуждающе головой Серафима.
— Дина завтракает, — ледяным тоном.
— Тогда, тем более, нужно отвезти ее в больницу. У нее очевидно низкий сахар.
— А Вы что — врач?
— Педиатр.
Высокомерное выражение лица фрау чуть стекает.
— Конечно, — холодная улыбка со скрытой ноткой презрения. — Обязательно вызовем нашего, — акцентирует она, — врача. Дина! Как ты себя чувствуешь?
— Нормально… — исподлобья смотрит на нее Дина.
— Ну а если нормально, иди в дом!
— Пусти, Дагер, — шипит Динка.
Притягиваю к себе, поднимая второй тост с блюдца. Подношу к ее губам.
— Ешь.
— Я сыта уже! Все! — дергает бровями.
— Сейчас будет гастрономический износ, Царева, давай не будем шокировать Серафиму? — шепчу ей. — Открывай рот.
Не без удовольствия всовываю ей тост, заставляя откусить. С недовольным мычанием жует. Скармливаю ей тост до конца, облизывая губы. Отпускаю. Пятится…
— Ничего не хочешь сказать своему ангелу? — поднимаю бровь.
— Ааа… Да. Агнии — спасибо за заботу. Передай.
Да черт возьми! Обескураженно смотрю ей в спину. Ну, как же с объяснениями, «ангел»? Что мне — на всю улицу орать? Момент упущен. Надо искать другой.
Глава 20. Белый плащ Дина
Белла в гостевой собирает вещи. Я жду ее внизу.
Дагер… Меня словно искупали в его запахе. И два раза за день принятый душ и другая одежда ничего не изменили. Веду носом по своему запястью. Запаха быть не может. Но я его чувствую и все! Тонкий, едва уловимый. Аристократичный хрусталь с тяжелой нотой горького дыма. Он заставляет мои глаза закрываться, а дыхание замирать. Дагер притягателен, отрицать глупо.
Но клинический мерзавец, к несчастью. И самое страшное — в «Белом плаще». Вот этот плащ сильно сбивает с толку. И сейчас опять сбивает.
Крамольная мыслишка, что он мог измениться закапывается мной заживо, с остервенелым энтузиазмом. Не мог!
А сейчас выслуживается перед Асей. Хотя Семен Решетов ему друг. Вот как так?!
На улице нас ждет такси. Мы опять выезжаем с Дагером одновременно. Их машина едет перед нами. Белла говорит с мамой по телефону.
— Дина, мама задерживается еще на неделю.
— Хорошо.
Отлично! Прекрасно! Чудесно!
— У спортсмена бывают спады, — строго смотрит она мне в глаза. — Это нормально. Но если речь идет о выходе на финишную прямую, нужно бросить все усилия на результат. Рыдать, умирать, болеть, впадать в депрессию — это все потом. После того, как результат достигнут. А сейчас — напрягись. Забудь про все, кроме цели. Sieg!
— У меня обмороки.
— У всех иногда бывают обмороки, — смотрит она мимо меня. — Не в первый раз.
— Спина болит очень. И ступни.
— Естественно. Ты выходишь за границы физиологии. Твое тело не рассчитано на такие нагрузки. В этом и суть! — вдохновленно. — Гимнастика — это преодоление физиологии в угоду эстетике. Ты именно за эти достижения и получаешь награду. Этим восторгается публика!
— А если я сломаюсь?
— Я все контролирую. После Олимпиады у тебя будет хорошая реабилитация. Ты юная, твое тело быстро вернется в норму. Но сейчас все ресурсы должны быть брошены на победу. Мы нашли для тебя спонсоров. Они хотят посмотреть на тебя вживую.
Отворачиваюсь к окну.
— Отработай вольное выступление. Порази их! Пусть раскошелятся.
Протягивает мне таблетки, расфасованные в пластиковый контейнер.
— А что я пью?
— Витамины, минералы, хондроитин для гибкости…
— Фуросемид и кофеин! — выстреливаю я обиженно.
Я прочитала про что говорила мне Арина Ивановна. Запрещенные способы для сброса веса гимнасток.
— Да! — шипит на меня Белла. — Иначе ты просто не пробьешься, dummes Mädchen! Иногда приходится и так! Меньше засовывай в рот жирные сладости. Когда я взяла тебя, ты не соответствовала ни одному из критериев. Слишком высокая, слишком ширококостная для гимнастики. Ты априори проигрывала всем! Но ты так старалась и уперто работала, что мне показалось из тебя выйдет толк. Где это все сейчас?! И мы взяли бронзу! Серебро! И когда до золота остался только шаг, не осталось ничего, кроме твоих широких костей. И тяжелой задницы! Соберись!
Я работала — да. Это заслуга Дагера, кстати. Мне так хотелось показать ему, что я лучшая! Что стою его внимания! И слушая его скрипку, я несколько лет ежедневно пахала как проклятая, чтобы в определенный момент показать ему это — «победу эстетики над физиологией». Глупый кузнечик…
Первое, что я делаю по приезду в школу, высыпаю в урну все таблетки. И иду к нашей медсестре. Извиняюсь за истерику. И прошу у нее витамины, кальций…
Она, глядя в мои анализы, при мне наполняет пластиковые ячейки заново. Звонит Арине Ивановне, советуется с ней.
Протягивает мне распечатку от диетолога.
— Это твой коридор калорий с учетом нагрузок.
— Две с половиной тысячи?! — поднимаю на нее шокированный взгляд. — Да вы что?
— Если у тебя пятичасовая тренировка сейчас, то две с половиной тысячи, да.
Нет, я не могу этого принять. Тысяча — это мой верхний потолок перед соревнованиями. Больше нельзя.
