и в другом месте.
Дэвид Минз.
«Разные разности»
Лил сильный дождь. Один из тех дождей, которые, казалось, направлены лично против тебя, желая промочить тебя до нитки.
Что и произошло.
Я припоминаю, что Билли Коннолли говорил, что нет плохой погоды, есть только неподходящая одежда. Заставьте его прожить шесть месяцев в Голуэе и послушайте, что он тогда скажет. Я залез в автобус и с трудом нашел место, так он был переполнен. Сидел у окна и пытался сообразить, что здесь не так. Ирландский. Все говорили по-ирландски. Я услышал:
— An bhfuil tu go maith?[1]
— Cen chaoi bhfuil tu?[2]
— Та an aimsir dona.[3]
Мне больше всего понравилось высказывание одного молодого человека, который на все это ответил:
— Та sceilin agam.[4]
У него было что рассказать. Перевод не в состоянии передать ту эмоциональную выразительность, с которой он произнес слово «sceilin». Смесь интриги, удовольствия, возбуждения и насмешки знающего человека. Я пожалел, что не слышал всю историю. Непосредственно перед отправлением в автобус вбежала девушка, которой не было еще и двадцати лет, в ветровке небесно-голубого цвета. Оглядев переполненный автобус, она обратилась ко мне:
— Это место что, занято?
Американка.
Я улыбнулся:
— Садитесь.
Она села и заметила:
— Мне нравится, как вы разговариваете.
Когда автобус тронулся, я по старой привычке перекрестился. Девушка пришла в восторг:
— Ух, надо же, как забавно!
Мне нечего было на это сказать. Она продолжала смотреть на меня. Я заметил колечко в ее левой брови и еще одно под нижней губой. Наверное, от этого дерьма больно. Чтобы заставить ее отвести взгляд, я спросил:
— Вы на каникулах?
— Это же типа отпуска, верно? Да, можно сказать и так, но это звучит скучно, вы меня понимаете?
— Почему?
Молодая американка закатила глаза, и я догадался, что так она всегда делает на вечеринках. Она ответила:
— Мой папа, он как тот старик, ему уже пятьдесят два, и он, типа, захотел узнать про мои корни. Типа, поздороваться.
Мне нравятся американцы, их живость меня поражает, свежая энергия кажется мне загадочной. Что касается меня, то я родился усталым. Я решил поддержать разговор и спросил:
— Родные вашего отца из Коннемары?
— Да, правильно, и он об этом уже миллион раз говорил. Так что я остановилась у его сестры, и она, типа, все время беспокоится. Все время волнуется. Ей бы, знаете, не мешало, типа, остыть.
Мне не очень просто было ее понимать. Если она скажет «типа» еще один раз, я взвою. Я спросил:
— О чем беспокоится ваша тетя?
— Типа, обо всем, понимаете?
До большего девушка не додумалась. Мы въезжали в Солтхилл, и мне хотелось посмотреть на залив. Чтобы американка не испортила мне удовольствие, я сказал:
— Чем вы заполняете свое время?
— Заполняете?
— Что вы делаете целый день?
— А, поняла. Чаще я болтаюсь… типа, в молле, смотрю на людей.
— В молле!
Все еще не отводя взгляда от залива, от волн, разбивающихся о скалы, я продолжил:
— Вам нравится?
— Надоело.
Я заметил гостиницу и двинулся вперед, чтобы предупредить водителя. Девушка спросила:
— Что за дела с тростью?
— Я повредил колено.
— Круто.
Я не очень был огорчен расставанием, но все же сказал:
— Будьте осторожны.
— Ага. Типа, как обычно.
Когда я вышел из автобуса, ветер едва не сбил меня с ног. Девушка смотрела на меня в окно, так что я помахал ей, как мне показалось, по-дружески. Она показала мне средний палец.
Гостиница «Берег Коннемары» напоминала мотель, длинный, вытянувшийся по самому краю участка. Я вошел и обрадовался теплу. Нашел комнату для отдыха и там Ридж и Маргарет. Я подошел и сказал:
— С днем рождения.
Ридж поморщилась и повернулась к Маргарет:
— Это он.
Не слишком радостное приветствие. Маргарет протянула руку:
— Я Маргарет, приятно познакомиться.
Не знаю, кого я ожидал увидеть. Если честно, то здоровенного кобла. Маргарет было под пятьдесят, волосы светло-пепельные, подстриженные под мальчика. Карие, широко расставленные глаза, слишком большой нос и прекрасный рот: к таким губам всегда хочется прикоснуться. Одета она была в темный пуловер и джинсы, тело казалось сильным и в хорошей форме. Я остро ощутил свой возраст, свою трость и выпрямил спину. Наблюдающая за мной Ридж улыбнулась. Маргарет сказала:
— Похоже, вы закоченели. Хотите выпить?
И заработала суровый взгляд Ридж. Я понял, она предупредила Маргарет насчет алкаша, поэтому она смутилась. Я сказал:
— С удовольствием бы выпил кофе.
Маргарет встала и ушла. Я обратился к Ридж:
— Она совсем не такая, какой я ее себе представлял.
Это ее позабавило, и она поинтересовалась:
— А что вы ожидали?
Как ответить на такой вопрос? Я остановился на полуправде:
— Враждебности.
— Еще слишком рано.
Вернулась Маргарет с подносом, на котором стоял кофейник и тарелка с бутербродами. Сказала:
— Да, забыла молоко.
И снова ушла. Я оглядел поднос и заметил:
— Мне она уже начинает нравиться.
Тут Ридж наконец сообразила, что было видно по ее глазам и насмешливой улыбке. Она хлопнула в ладоши и воскликнула:
— Поверить невозможно.
Я понятия не имел, о чем это она, и проговорил:
— Я понятия не имею, о чем это вы.
— Маргарет… Господи, вы решили, что она лесбиянка. Это невероятно.
Я почувствовал, как встрепенулось сердце, хотя я и готов был лягнуть себя за такое ошибочное предположение.
— Так она не лесбиянка?
