– Кто же тогда это сотворил?
– Скоро узнаем! – гулко донесся голос Аниты, которая, стоя на коленях, все еще рассматривала пол возле саркофага, послужившего ей укрытием, пускай и ненадежным.
– Что ты там нашла? – Максимов подошел к ней.
– Посвети-ка… Вот! Я все-таки ранила его. Видишь эти пятнышки? Посмотрим, куда они нас приведут.
Пол был орошен бурыми крапинами, Максимов убедился в этом, приблизив подсвечник к плитам. Граф все еще стоял над останками незадачливого египетского гостя, а Анита уже ринулась к выходу. Следом рысью заспешила Вероника, решившая в данных обстоятельствах ни за что не отставать от госпожи. Максимов по-извозчичьи окликнул замешкавшегося хозяина замка:
– Эй, граф! Вы с нами?
– Да… разумеется, – пробормотал тот и задвинул крышку саркофага.
Идти по следу в потемках оказалось нелегко. Максимов, согнувшись в три погибели, водил свечою над полом. Путеводные пятнышки терялись на растрескавшихся от давности плитах и ступенях.
– Черт бы вас побрал, граф! – ворчал Алекс. – Отчего вы не устроите в вашей хибаре нормальное освещение? Есть же газовые лампы… Про друммондов свет слыхали? Или уж хотя бы окна прорубили пошире да ставни убрали…
– Я не переношу яркого света, – ответил Ингерас, не поддаваясь на раздраженный тон своего постояльца. – При моей болезни он так же противопоказан, как вода для бедной Тришны.
– И чесноку не ест! – шепнула Вероника, все еще объятая своими суеверными думами.
Понял ли граф по-русски, осталось неизвестным, но ответ у него нашелся:
– Я многим обделен, господа. Кожа моя весьма ранима, десны, как изволите видеть, истончены… Я не могу выходить на улицу, когда светит солнце, не могу есть острого и кислого, внешность моя отпугивает людей, и я не имею возможности показаться в обществе. Сами судите, можно ли назвать такое существование полноценной жизнью.
Сегодня граф против обыкновения был многословен и громок – как монах, только что избавившийся от обета молчания и спешивший выговориться. Максимов хотел сказать в ответ что-нибудь чесночно-едкое, но сдержался. С того момента, когда открылась правда и оказалось, что Ингерас – никакой не посланец ада, его демонический ореол стал понемногу развеиваться. Максимова обуревала досада: ведь чуть было не поверил в инфернальность этого убогого калеки! Вследствие досады и рвались сейчас с языка обидные для графа слова. Произносить их, однако, не следовало. Не по-джентльменски это – ерничать над болезным…
Максимов вырвался вперед и опередил всех шага на три. Анита с Вероникой и графом Ингерасом очутились позади него в темноте, казавшейся особенно густой из-за того, что перед ними маячил источник света. Второпях граф споткнулся о выбоину в полу, едва не упал и звучно выругался.
Кровавые крапины меж тем редели – то ли рана была не слишком глубокой, то ли человек пытался на ходу зажать ее. Анита уже начала тревожиться: не оборвется ли цепочка в самый неподходящий миг? Но вот перед Максимовым, который шел впереди с подсвечником, как Прометей с факелом, возникла дверь. Она вела в комнату, расположенную в башне замка, под кабинетом графа.
– Чьи это апартаменты? – спросил Максимов негромко.
– Йонуца, – отозвался граф еще тише. – Я поселил его так, чтобы он всегда был недалеко от меня.
– Не желал бы я такого соседства… Нелли, подержи! – Максимов передал супруге подсвечник и вооружился револьвером.
Не консультируясь более с графом, он с силой ударил в дверь плечом. Она была не заперта и распахнулась сразу, ударившись ручкой о стену. Максимов шагнул в комнату, Анита прошмыгнула за ним и подняла подсвечник на вытянутой руке. Отблески огня запрыгали в углах тесной, аскетически обставленной каморки. Из мебели здесь были только деревянная лежанка, застеленная суконным одеялом, стол на одной ножке и пара табуретов. Да еще шифоньер у окна, выходившего на северную сторону замка. Как видно, Йонуц не привык к роскоши, довольствовался малым.
– Никого!.. – выдохнула Анита разочарованно, а Вероника за ее спиной прошуршала:
– Глядите! Кровь…
Бурых крапин в комнате было куда больше, чем снаружи, а в одном месте, возле стола, образовалась целая лужица. Здесь же валялись перепачканные ржаво-красным льняные лоскуты. На столе стояла склянка с чем-то коричневым. Анита поставила подсвечник на столешницу, вынула из склянки пробку, осторожно понюхала содержимое.
– Пахнет йодом.
Граф взял у нее склянку, смочил жидкостью один из лоскутов.
– Это и есть йод. Вернее сказать, его раствор. Препарат, разработанный Люголем. Его используют для дезинфекции ран.
– Крепко же ты приложила этого горбуна! – восхитился Максимов, с любовью глядя на Аниту.
– Думаешь, это он был в склепе?
– А кто же? Я видел… то есть слышал… как он вернулся днем из поездки. И зачем-то сразу полез в склеп. У этого уродца не все дома… он в деревенской харчевне набросился на Веронику!
При упоминании об этом Вероника насупилась.
– А и правда, ваше сиятельство, – повернулась Анита к молчавшему Ингерасу, – вы рассказали нам обо всех, а о нем – ни слова. Кто такой этот Ионуц?
– Валашский крестьянин, – произнес граф медленно, словно вспоминал нечто далекое. – Поселился у меня из тех же соображений, что и остальные. Дефектов у него предостаточно: горб, врожденная немота, а еще… – заминка, быстрый взгляд на Веронику, – повышенное сексуальное влечение. У него – одна из редчайших разновидностей хореи. Все дело в наследственных изменениях головного мозга…
– Я же говорю: с головой у него не все в порядке! – Максимов подошел к окну, раскрыл его, выглянул наружу. – Нет, ушел он не этим путем…
– Ему не было необходимости прыгать в окно, – заметила Анита. – Он перевязал рану и вышел через дверь.
– Где же он теперь?
– Не знаю. Возможно, уже покинул замок.
– Тогда его надо догнать! – Максимов схватил со стола подсвечник, свеча в котором уже догорала. – Скорее на улицу!
– Вы правы, – согласился граф. – Я не верю, что Йонуц причастен к каким-то преступлениям, но найти его надо как можно быстрее. Он ранен, ему, вероятно, требуется помощь…
Гуськом направились к выходу. Покуда спускались с башни и шли через нижний зал, граф комментировал:
– Йонуц – мой самый преданный слуга, я не раз убеждался в его надежности. Однажды он спас мне жизнь. Мы ехали через лес к замку, и на упряжку напала стая волков. Их здесь много, я уже говорил. Они загрызли лошадей, но Йонуц… у него неимоверная силища… он выворотил с корнем небольшое дерево и разогнал всю стаю!
– Былинный богатырь! – усмехнулся Максимов. – Илья Муромец!
– Он служит у меня уже три года. Некоторые люди в замке в знак признательности берут на себя некоторые обязанности. Нова-Лингу стряпает, Вэнь Юн – отличный сторож… Но Йонуц – самый незаменимый. Он у меня и за кучера, и за телохранителя, и за лаборанта, когда нужно провести какой-нибудь эксперимент.
