за поведением рыбы. На таких исследованиях настаивал А. П. Андрияшев: ведь никто из ихтиологов еще не видел антарктических рыб в естественной среде. Особенно интересовала Андрияшева икра рыб и то, как они ее откладывают, — это тоже было неизвестно. Пушкин выследил одну рыбу, постоянно прячущуюся в норе между камней, и при каждом спуске подплывал к этому месту. Рыба всегда была там и спокойно скрывалась в своей норе. Но камни были большие, сдвинуть их с места не удалось, и мы так и не узнали, была ли там икра.
Губка, в которую отложил икру пестряк. Рыба охраняет кладку. Глубина — 46 метров
Для сбора особо мелких водорослей и животных, которых невозможно взять рукой и очень трудно загнать в сборочную сетку, у нас было особое всасывающее устройство — мы называли его «зверосос». Принцип действия этого аппарата несложен: если в трубу, стоящую вертикально в воде, впустить снизу воздушный пузырь, он начнет подниматься по трубе вверх, увлекая воду, которая будет всасываться в трубу снизу. Так и устроен «эверосос», с тем дополнением, что вода проходит через фильтр, на котором остаются животные и водоросли. Труба «зверососа» поддерживается поплавком, воздух подается из баллона, на всасывающий патрубок привинчен нож, которым можно соскребать животных с грунта. Этот прибор расходует много воздуха: если водолаз пускает его в ход, море наверху вскипает пузырями в круге диаметром 8—10 метров, от воды валит густой туман. Наш аппарат был испытан в Баренцевом море, и мы не ожидали от него никаких неприятностей.
Саша спустился к тончайшим диатомовым водорослям, собирать которые обычными способами очень трудно. Открыл вентиль, и воздух с шипением вырвался через сопло в трубу. «Зверосос» забурлил, над трубой появился шлейф пузырей, прибор начал исправно засасывать водоросли. Однако всего через несколько секунд воздух вырвался через все отверстия — и всасывающие, и выпускные — и втягивание прекратилось. Еще несколько попыток ничуть не изменили положения. Когда аппарат подняли наверх, все стало ясно: снаружи и изнутри он был покрыт толстым слоем льда, а труба полностью замерзла. Температура воды находилась на точке замерзания, и дополнительное охлаждение при расширении сжатого воздуха вызвало образование льда. От применения «зверососа» пришлось отказаться, и он стал первым предметом нашего снаряжения, который не выдержал испытания в условиях Антарктиды.
Настало время заняться и подводной фотосъемкой. Собирать оборудование в нашем балке было невозможно из-за тесноты. Выбрав теплый безветренный день, когда можно было работать снаружи, я вытащил все снаряжение и, разложив его на брезенте и санях, взялся за подготовку к подводному фотографированию. Под водой было все-таки довольно темно и снимать можно было только с искусственным светом. Мы пользовались двумя импульсными лампами-вспышками. Принципиально две лампы были одинаковы: электрическая батарея высокого напряжения заряжала конденсаторы большой емкости. В момент съемки конденсаторы разряжались через импульсную лампу. Температура и яркость импульсной лампы огромны и превышают яркость солнца, но так как вспышка длится всего около 1/500 секунды, общая сила света все-таки не особенно велика. Мы могли снимать на цветную пленку с расстояния всего 1–1,5 метров, а на особенно чувствительную черно-белую — около 3–4 метров. Хотя внутреннее устройство обеих ламп было почти одинаково, внешне они очень сильно отличались. Одну лампу изготовил инженер В. И. Вахранев по схеме известного подводника А. А. Рогова. Она представляла собой длинную трубу, диаметром около 5 сантиметров и длиной почти в человеческий рост; на конце трубы находился рефлектор с лампой. Мы кратко называли эту лампу «морской змей». Длинная труба позволяла приблизить лампу к предмету съемки и увеличить освещенность. Вторая лампа, нашей собственной конструкции, называлась «морской паук». Корпус этой лампы привинчивался к подводному фотоаппарату, из него выступали две длинные тонкие трубки, которые могли немного сгибаться. Трубки несли на концах рефлекторы с лампами-вспышками. «Морской паук» давал более мягкий и равномерный свет, без резких теней, что больше подходило для съемки на цветную пленку.
Подводных фотоаппаратов (боксов) тоже было два. Один снимал на широкую пленку и позволял получать негативы более высокого качества, но зато крупным планом можно было снять только небольшой участок дне. Кроме того, глубина резкости при съемке была очень небольшой, требовалась очень точная наводка и можно было снимать только такие кадры, где все предметы располагались примерно в одной плоскости. Аппарат, к тому же, заряжался пленкой всего на 12 снимков, а это слишком мало для одного погружения. Во втором боксе находился полуавтоматический аппарат «Ленинград» с широкоугольным объективом, перед которым располагалась специальная линза. Линзу эту рассчитал ленинградский подводник, оптик Б. Котлецов, и она несколько улучшала качество снимков. Обычные объективы не рассчитаны на подводную съемку, и изображение на негативе особенно по краям, получается нерезким. Все же, даже несмотря на линзу, фотографии, сделанные этим аппаратом, выходили хуже. Зато он позволял снимать под водой человека, крупных животных и некоторые другие объекты, недоступные для первой камеры, и за одно погружение можно было сделать 36 снимков.
Подводное фотографирование очень сильно отличается от обычного. Под водой наводить на резкость приходится на глаз, а так как предметы имеют непривычные размеры и кажутся ближе, чем в действительности, снимать так, как это делается на поверхности — выбирая кадр, потом определяя расстояние и устанавливая его на аппарате — попросту невозможно. Можно только научиться более или менее точно устанавливать аппарат на одно, самое большее два постоянных расстояния и всегда снимать с них. Так я и делал — снимал почти всегда с расстояния 1,5 или 2 метра. Но даже самый резкий снимок не дает вполне точного представления о подводном мире. Одна из важнейших причин этого состоит в том, что свет импульсной лампы совершенно непохож на свет, существующий под водой. Лампа-вспышка на миг озаряет кусок морского дна, все животные и растения вспыхивают своими красками. Но там, куда свет лампы не попадает, получаются резкие черные тени, а вдали — густая тьма. Перед водолазом подводный мир предстает совсем другим: на снимке исчезает мягкость голубого света, богатство полутонов, приглушенные оттенки различных животных, полностью пропадает перспектива, рождаемая постепенным исчезновением предметов в бездонной синеве. Мне не только самому не удалось сделать фотографию, передающую всю красоту и очарование подводного мира, но и вообще таких снимков почти не встречалось. На Баренцевом море удалось получить неплохие снимки, сочетая подсвечивание передних планов лампой-вспышкой с естественным освещением далей, но здесь и этот прием не годился — естественная освещенность была слишком слаба. Пришлось отказаться от надежды получить первоклассный художественный снимок и
