и проспал больше двух часов. Пока Вилда его не разбудила варварским способом. Что на нее нашло?
– А почему Вилда плачет? – прислушался Мак. – Ты её обидел?
Спина у оборотня напряглась.
– Скорее, она меня, – буркнул он. – Скажи мне, как мать не может понимать, почему я тоже иногда устаю?
– Ты правда устаешь? – почти серьезно поинтересовался Мак.
– Нет, я шучу! – вызверился Гейб, возвращаясь к раковине. – Не беси меня, Мак! Я не могу нормально поспать, помыться и в туалет сходить! Это как круглосуточная работа без выходных и свободных вечеров! Хотя нет, хуже! Это как круглосуточная полоса препятствий для подготовки групп захвата! Я, тролль побери, как в бесконечной массовой перестрелке участвую, потому что все время должен быть начеку, ведь дети постоянно пытаются либо что-то натворить, либо обо что-то пораниться! Только там можно выйти под пули и сдохнуть, а тут нельзя, потому что от тебя зависит еще одна жизнь! А еще уборка и готовка! И она ещё придирается…
– Великий Вожак, надеюсь, моя жена будет не из этих модных… как их… феминисток как Вилда и будет ухаживать за детьми и домом сама, – с ужасом отступил Мак. – Со стороны это выглядит очень просто, но ты ведь не притворяешься?
Гроул покачал головой.
– Тогда лучше я буду приносить зарплату в дом и лежать на диване с газетой, пока моя волчица будет суетиться по дому, – заключил Мак.
– Я тоже хочу отдавать кому-то зарплату и ни о чем не беспокоиться, – огрызнулся Гроул. – Но, как видишь, Великий Вожак иногда шутит с нами. Ищи жену такую, чтобы ей не пришло в голову, что именно она может отдавать тебе зарплату и лежать на диване.
Мак вздрогнул.
– Вожак не допустит, – сказал он убежденно. – Я ведь мужик, а мужику по природе положено домом не заниматься. А у женщин по природе есть эти… инстинкты ухода за детьми и наведения чистоты. И мытья посуды. И горшков. По природе.
– Продолжай, продолжай, – кивнул Гейб, намывая кастрюлю. – Очень интересно, очень. Посмотреть на себя самого три месяца назад.
Вилда не пришла к ужину, Мак принес ей еду для Морны и занес Ринора, чтобы покормить. Гроул наскоро поел в компании Мака, пребывая в самом дурном настроении, которое мог припомнить за всю жизнь. Волчонок крутился у него под ногами, поскуливая, как будто что-то чувствовал.
Взяв щенка под мышку, Гроул поднялся на второй этаж. Малыш вертелся и лизался, чувствуя настроение своего вожака и стараясь утешить. Из-под двери Вилды виднелась тонкая полоска света, но было тихо. Гейб положил сытого мелкого в корзинку в спальне, притушил свет, сам же налил ванну, прикрыл дверь, оставив небольшую щель, чтобы слышать, что происходит в спальне, и улёгся, откинув голову на полотенце. В ванной был включен только небольшой светильник, и оборотень наслаждался темнотой и покоем. А ещё лелеял обиды.
«Сначала тебе пришлось брать на себя детей и дом. Теперь тобой помыкает женщина, которая даже не твоя жена, и пока ты драишь полы и готовишь каши, она отдыхает у себя в кабинете. Ты для нее не мужик уже, а так, поломойка».
Тут совесть подсказала, что он немного преувеличивает. Или много. Вилда ночью кормит, а, значит, не высыпается так же, как он, целый день просиживает за рабочим столом: то и дело в ее окна залетают и вылетают стаи «ласточек» – она получает документы и отправляет их. Бумагами забиты два шкафа уже. А еще она иногда вечерами наводит порядок, хотя едва держится на ногах, и периодически готовит завтрак, когда не сильно загружена. И с Морной она все-таки проводит много времени, хотя Гейб старается Морну на прогулки брать с собой.
Ну и вряд ли мужественность можно сломать, взяв в руки швабру или подгузник. Она или есть, или нет.
Гроул заглушил этот противный голос справедливости и продолжил: «Она не ценит того, что я делаю, не замечает, что всё я делаю для неё…»
Уже довольно долго он краем уха слышал скулёж и царапанье, но был слишком занят собой, чтобы обращать на это внимание. Потом за дверью послышались бормотание и плач, а ещё шлепки и удары маленькой ладошкой, как будто кто-то пытался открыть дверь. Но она открывалась наружу, и волчонок был слишком мал, чтобы отжать ее носом и зайти.
Гроул со вздохом вылез и пошлёпал открывать, оставляя на полу лужи и клоки пены.
– Что ты не спишь, я же тебя выкупал и уложил, – взял он на руки крупного мальчишку. Вилда говорила, что ростом и крепостью Ринор уже догоняет восьмимесячного человеческого ребенка. Мелкий мало напоминал того худого и синекожего от крика младенца, что стал его личным проклятием. Лицо малыша просияло, он ткнулся в нос Гроула губами, обхватил его сильно-сильно, и Гейб выдохнул, чувствуя, как душа размягчается. – Посиди, дружок, пока я смою мыло и вытрусь, и мы пойдем спать, ладно? – и он бросил полотенце на пол и усадил туда ребенка.
Два оборотня, большой и крошечный, улеглись на кровати, обнявшись. Малыш гладил своего кумира по лицу, что-то бормотал, чмокал маленькими губками в нос и щёки. Гроул сначала морщился, потому что было горячо и неудобно. Но потом молочный запах маленького, доверчиво прижавшегося ребёнка, тревожный стук его сердечка вдруг родили осознание того непреложного факта, что у этого дитя нет никого, кроме него, Гейба, что от него зависит здоровье и сама жизнь малыша, и это нельзя изменить или отменить, что ему придётся строить свою дальнейшую жизнь вдвоём с этим волчонком. Сознавать это было одновременно тяжело, как любую зависимость, но оно давало и облегчение.
Гроул вдруг понял, что больше не воспринимает его как бывшего бандита Кирберта Гарэйла. Может, наконец-то наступил эффект привязки. Но, скорее, забота и бессонные ночи показали ему, что это всего лишь малыш, который нуждается в тепле и поддержке. И если Великий Вожак дал ему в поддержку Гроула, значит, он исполнит его волю.
Плевать, что было тяжело, что каша до сих пор подгорала, а лучшим блюдом получалась яичница, близкий контакт с ребенком оказался не страшным и почти не болезненным. Почти, потому что Гроул теперь еще отчетливей понимал, чего сам был лишен в детстве. Но зато он мог показать Ринору то, каким хорошим детство может быть, когда есть кто-то, кто о тебе действительно заботится.
– Ладно, мелкий. Вдвоём так вдвоём.
* * *
Не только Гроул не спал этим вечером. Вилда, как ни была вымотана, не могла заснуть и не ворочалась только потому, что рядом спала
