Это было подло. Пожалуй, я напишу петицию о том, чтобы их исключили из этой тюрьмы, если, конечно, выберусь отсюда.
Я уже не мог сопротивляться в тот момент, когда новоприбывшая охрана привязывала меня к столу, а Ворг с огромным нетерпением ходил вокруг него. Обездвижив меня, он резко махнул с рукой, показывая жестом охране, что не желает их более видеть.
— Одна из птичек мне напела, что твоя Виктория — очень ценный продукт, — начал он. — Эта птичка даже пообещала вернуть меня на родину с бескрайними богатствами, если я смогу извлечь ее из тебя. Представляешь? Жить на берегу моря… Все, как я тебе и предлагал… Нужно лишь достать Викторию.
Он начал перебирать инструмент со стола и, видимо, не найдя того, что искал, начал оглядываться по сторонам.
— А вот же он! — наклонившись, выдернул скальпель из лежащего охранника.
С него стекала оранжевая слизь, но Ворг решил эту проблему, вытерев скальпель о свой засаленный рукав.
— Ну что? Ты мне поможешь и скажешь, где искать? — продолжил он.
— Виктория? А она прямо под веревкой моей правой руки. Тебе нужно лишь развязать ее, и тогда я с радостью отдам ее, — сказал я, проверяя интеллектуальные способности Ворга.
— Я понял, — сказал Ворг. — Значит будем резать частями. Начнем с ног, я буду отрезать по маленькому кусочку, чтобы ничего не пропустить. Продолжу руками, а после головой. Хорошо, что человек достаточно хрупок для этого скальпеля.
Что ж, он не соврал и издевательски медленно в прямом смысле слова начал отрезать от моей ноги небольшие кусочки.
— Позволь я наложу тебе жгут, чтобы ты вдруг не истек кровью раньше времени, — сказал он, сильно затягивая какую-то тряпку на моей ноге.
Я всячески старался абстрагироваться от боли. Я внушал себе, что боль, которую я чувствую, это всего лишь тело, и если он остановится раньше критической отметки, то все должно зарасти, оставив лишь шрамы. Которые, к слову, меньшее из бед.
Когда моя нога оскудела на еще один небольшой кусочек плоти, я услышал открывающуюся дверь позади. Мне не удалось увидеть, кто еще из местной тирании решил полюбоваться зрелищем, но лицо Ворга в этот момент изменилось не в лучшую сторону.
— При всем моем уважении, — дрожащим голосом начал Ворг. — Вам нельзя здесь находиться.
— При всем моем неуважении, — начал гость, — мне плевать, развяжи мальчишку.
Ворг бросил скальпель на пол и ускоренно начал исполнять данный ему приказ, а после быстрым шагом покинул помещение. Я же, первым делом приподнявшись, начал снимать жгут, но голос позади остановил меня и довольно доброжелательно сказал лечь обратно, пообещав, что под анестезией зашьет мне ногу. После чего, достав из-под операционного стола баллон с газом и маской, приложил ее к моему лицу, прежде чем я успел разглядеть его или что-либо спросить.
— Ты как? — спросил человек, стоящий ко мне спиной и моющий свои руки в металлической раковине.
— Голова кружится… и ноги не чувствую… в остальном в порядке, спасибо, — ответил я.
Человек повернулся, вытирая руки полотенцем и глядя на меня с довольно широкой улыбкой. На его тюремной робе располагался номер 45126.
— Я не совсем понимаю, — сказал я с долей растерянности, смотря на этого человека и видя копию себя, разве что гладковыбритого и немного старше. — Отец?
Его улыбка стала еще шире и, подвинув стул, он присел рядом, чтобы быть ближе к моему уровню.
— Да, Артем. В иной ситуации я бы сказал, что рад тебя видеть, и это было бы кристально чистой правдой. Но не тут. Как ты тут оказался? Хотя нет. Стоп. Расскажешь это в другом месте. Ты можешь идти?
— Думаю да, я справлюсь, — сказал я, не спуская с него глаз.
— Помогите ему встать, — сказал отец двум охранникам, которые, как оказалось, стояли все это время возле двери.
Они подошли и, аккуратно поддерживая, поставили меня на ноги.
— Вроде стою, — прокомментировал ситуацию я.
— Отлично, тогда пойдем.
Мы вышли из комнаты и пошли дальше, виляя коридорами, пока не уперлись в лестницу, ведущую вниз. С каждой ее ступенькой становилось жарче, и дойдя до низа, мы остановились. Это было похоже на старую серверную комнату. Все было заставлено большими шкафами, а на полу размещалось бесконечное количество проводов, уложенных друг на друга.
Он подошел к одному из шкафов и, открыв стеклянную дверь, поочередно выдернул несколько проводов.
— Сейчас у нас есть одна минута. Рассказывай, — сказал он.
От столь большой неожиданности и сумасшедшей скорости моего рассказа «Как я провел последний месяц» я начал глотать половину слов и запинаться. После чего отец медленно положил мне руку на плечо.
— Спокойно, — улыбаясь сказал он.
— Так ты сказал за одну минуту! — возразил я.
— Это не значит, что эта минута будет единственной и последней, — с улыбкой на лице продолжил он. — Так что стало с Ликом?
— Он остался в комнате управления на той планете… — опустив голову, ответил я ему.
— Продолжим завтра, к тебе придут, — сказал отец, вставляя вырванные провода обратно. — Что этот заключенный тут забыл? Уведите его в камеру!
После чего охрана взяла меня под руки и быстро вывела меня из серверной комнаты.
Моя камера была практически пуста. Осталась лишь по-прежнему лампа по центру и кровать в единственном экземпляре. Вторая кровать вместе с моим сокамерником бесследно исчезли, и лишь оставшиеся апельсиново-оранжевые пятна крови на полу напоминали о его недавнем сопротивлении. Мысли о том, что с ним стало, конечно, не оставляли меня, но это было последним из того, что мне предстояло обдумать. Я прилег и начал размышлять. В первую очередь меня волновал вопрос «Как это возможно?». Отец был довольно молод, и по моим расчетам ему должно быть что-то около шестидесяти. А тут ему максимум лет сорок. Почему охрана, работающая на тюрьму, послушно выполняла его приказы? Почему у нас была всего лишь минута, и почему, наконец, Виктория молчала все это время? Возможно, она знает больше, чем я. На этой мысли свет в камере выключился, и мои веки начали тяжелеть.
Проснулся я от того, что кто-то с грохотом постучал в толстую дверь камеры и, открыв окошко в ней, протянул металлическую чашку, потрепанную временем и наполненную какой-то кашей. Это было отвратительно. Еда больше напоминала кошачью, которая, прежде чем попасть на мое застолье, пролежала нескольких недель на жаре, успев при этом испортиться. Лишь немного попробовав ее и решив не
