Книга Чёрное. Белое - Елена Сергеева

Свой первый выходной после четырех сложных рабочих ночей я, естественно, решаю провести дома с мамой. Мой напряженный график дает мне мало свободного времени, и мы видимся с ней урывками в перерывах между лекциями и началом моей работы, и сегодня я хочу просто поваляться рядом, возможно, посмотреть какой-нибудь повышающий моральный дух фильм и сделать вкусный и полезный ужин для нас двоих, чем, собственно, сейчас и занимаюсь.

За пролетевшую, как ураган, неделю я окончательно развеяла для себя миф о беззаботной жизни девушек, танцующих стриптиз, об их быстрых и легких деньгах. Работа оказалась сложной как физически, так и морально. Да и по загруженности занимала гораздо больше времени, чем я изначально предполагала: помимо рабочих ночей у меня были еще обязательные два занятия по два часа с Леной или Стасом. Это были тренировки на пилоне или тренировки по приватным танцам, прокатки новых номеров, а еще растяжки и силовые упражнения. Раз в неделю в клубе проводилось собрание, где руководство обсуждало прошедшие дни, гостей, проступки и внешний вид танцовщиц, делая замечания или давая рекомендации, и прочие организационные вопросы.

– Ася.

Мама вытаскивает меня из пучины моих тяжелых мыслей, и я, надевая милую улыбку лучшей дочери на свете, оборачиваясь к ней, вопросительно смотрю.

– Что ты готовишь?!

– Запекаю рыбу с овощами

Она растягивает губы в ответ.

– Замечательно. На трех персон хватит?

Удивленно приподнимаю бровь и жду пояснения.

– Я пригласила Ваню составить нам компанию.

Стараюсь спрятать эмоции в себе и не выдать мимикой недовольство оттого, что наш сосед, который категорично мне не нравится, появится у нас за ужином и своим присутствием разрушит мой спланированный тет-а-тет.

– Зачем?! – единственное, что выдавливаю я из себя.

– Ты ни с кем не общаешься, а он хороший мальчик. И если я не переживу…

– Мама! – не справившись с эмоциями, перебиваю ее, повысив голос, и замираю от осознания того, что сейчас произошло. Повышать голос в нашей семье было не принято. Даже больше того считалось недопустимым. Мама с детства внушала, что нужно говорить тихо, но так, чтобы быть услышанной. Кричать, по ее мнению, это была прерогатива плебеев.

«Повышая голос, не всегда можно докричаться до человека!» – много раз повторяла она, и я всегда соглашалась с ней.

Я сжимаюсь от холодного осуждающего взгляда. Ледяные выстреливающие фразы подтверждают мои воспоминания:

– Будь добра не перебивать меня, а тем более не повышать голос!

Чувствую себя нашкодившей кошкой и молчу, потупив взгляд.

– Я хочу быть уверенной, что если я не переживу операцию, то ты не останешься одна и о тебе будет кому позаботиться.

Мама, не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит, а я расстроенно поворачиваюсь и смотрю в окно. Дождь монотонно капает по подоконнику и действует мне на нервы своим стуком. Раньше никогда не замечала за собой такой особенности раздражаться по пустякам. Возможно, сказывается накопившаяся усталость и напряженность, которая не покидает меня, когда я работаю, общая ситуация с мамой и ее уже назначенная дата операции и произошедший неприятный разговор… Я, конечно, не озвучила, но Ваня совсем не тот человек, кто может о ком-то позаботиться. Он сам еще ребенок, и ему самому надо подтирать нос! Все его достоинство в глазах моей мамы – это хорошее воспитание, которым сейчас обделены многие мои сверстники.

В семь часов, когда у меня уже накрыт стол, в дверь звонят. Обреченно вздыхаю и иду открывать.

Парень, стоящий на лестничной площадке, нервно улыбается и рассеянно скачет от моего лица в темную бездну коридора и обратно. Так и хочется сказать ему: «Не бойся, я не кусаюсь! Маму из-за тебя точно расстраивать не стану!», но я молчу и лишь вымученной дружелюбной улыбкой пытаюсь изобразить это. Спохватившись, что уже долго держу его на пороге, отступаю в сторону, позволяя войти.

Из комнаты выходит мама и тоже награждает Ваню ободряющей улыбкой. Тихо вздыхаю и иду на кухню. Надо запастись терпением, чтобы выдержать свалившегося на голову парня.

Рыба и овощи, запеченные в рукаве, вышли выше всяких похвал, но навязанный мне гость и обязательство быть радушной хозяйкой, помимо моей воли, накладывают свой отпечаток и лишают меня аппетита. Пока мама, словно ученика на экзамене, штудирует Ваню на предмет пригодности мне в соглядатаи, я с приклеенной улыбкой сижу рядом и перекладываю вилкой содержимое тарелки с одной стороны на другую.

– Вы очень разносторонний человек! – заключает мама, довольная расспросами. – Я буду вам признательна, если вы будете почаще заходить к нам. А то я беспокоюсь, что Ася только учится и работает, и ни с кем не общается.

– Я с радостью, – бормочет парень и кидает взгляд на мою засахарившуюся от неподвижности улыбку.

Мама поднимается из-за стола, он вскакивает следом, но она, кладя руки ему на плечи и нажимая на них, чтобы он обратно сел, произносит:

– Я уже притомилась, посидите с Асей. Думаю, вам несложно будет найти тему для разговоров.

Мама бросает на меня изучающий взгляд, и я все также лицимерно приторно улыбаюсь.

Оставшись наедине, я стираю с лица сахарную радужность и серьезно смотрю на навязанного собеседника.

– Я, конечно, ничего не смогу сделать, чтобы ты не приходил, но на кино и прочую ерунду не рассчитывай: у меня очень мало свободного времени, – сразу огорошиваю я его, желая, чтобы он поскорее упал с небес на землю и не смотрел на меня такими преданными глазами.

– Я… Я…

– Вань, ты не в моем вкусе, даже не старайся!

Он растерянно шарит по моему лицу своими ставшими еще больше телячьими глазами и вызывает странные и противоречивые чувства: укол совести за то, что я так сурова, и непреодолимое необъяснимое отвращение к человеку, лишенному даже поверхностных мужественных черт и поступков.

Пока парень проглатывает горькую пилюлю, неожиданно полученную от меня, я, почувствовав облегчение, что сразу поставила все точки над i, любезно предлагаю: