раз.
— Нет. — Я беру ее за руку и поднимаю на ноги. — На сегодня хватит. — Мое сердце все еще колотится, когда я тяну ее к одеялу. — Садись.
— Если ухвачусь получше…
— Нет. Как твой босс, я запрещаю это делать. — Я провожу рукой по волосам, чувствуя себя ослом за то, что испортил ей удовольствие. Эта женщина когда-нибудь сидит спокойно?
— Кайфоломщик, — говорит она, ухмыляясь.
К счастью, девушка слушается и плюхается задницей на одеяло. Выпивает полбутылки воды, слепо глядя на ручей.
Я не очень терпеливо жду, когда мой пульс замедлится, а мышцы ослабят свое напряжение.
— Ты когда-нибудь был женат?
Я вздрагиваю от резкой смены темы.
— Нет. А ты?
— Нет. — Она теребит ткань одеяла. — Но я хочу. — Она тяжело выдыхает и ложится на спину, опираясь на локти. — Когда-нибудь.
— Брак требует большой работы.
Она пожимает плечами.
— Как и большинство стоящих вещей.
Я ничего не знаю об этом. Глядя на то, как мои родители справляются со своим неблагополучным браком, кажется, что это скорее неприятно, чем стояще. Единственные завидные отношения, которые я когда-либо видел, это отношения Александра и Джордан, но они такие новые. Впереди еще много времени, чтобы все это рухнуло.
— Не думаю, что найду спутника жизни в Нью-Йорке.
Я поднимаю два камешка и пристально их изучаю.
— Нет? — Я тянусь за третьим.
— Неа. Слишком много трудоголиков. Люди в Нью-Йорке, кажется, забывают, что в жизни есть нечто большее, чем зарплата.
— Зарплата — это важно. — Почему я защищаюсь?
— Да. Но это еще не все.
— А как насчет того парня, который звонил тебе вчера? — Я бросаю камешек с такой силой, что он перескакивает на противоположный берег ручья. — Аарон?
Ее взгляд переходит на меня.
— Аарон — мой брат.
Вот дерьмо. Я не подумал, что они могут быть родственниками. По тому, как она ответила на звонок, извиняясь, как будто она домашнее животное, которое застали писающим на пол, я предположил, что Аарон ее ревнивый парень. Но ее брат? Никогда бы не догадался.
— Он заботится о тебе.
Выражение ее лица становится пустым. Как будто невидимый щит опускается на ее глаза, отгораживая меня.
— Не совсем. — Девушка садится и обхватывает руками голени, как будто ее тело подражает тому, что делает ее разум — создает барьер вокруг себя.
Я благодарен за восстановленные границы. Потому что не пересекаю личные и профессиональные границы, не вступаю в разговоры, выходящие за рамки непринужденной светской беседы. Разговоры о браке и семье слишком интимны для рабочих отношений. Чем скорее мы вернемся в нормальное русло, тем лучше.
— Нам пора идти. — Я бросаю то, что осталось от нашего пикника, обратно в корзину.
— Да, — торжественно говорит она. Издает милый хрюкающий звук, когда встает. — Встретимся у вертолета. — Ее глаза расширяются. — Вау, вот уж чего я никогда не думала, что скажу. — Она направляется вниз по реке.
— Куда ты идешь?
— Мне нужно в туалет!
Вот тебе и профессиональный подход.
Забавно, но думаю, что это первый раз, когда женщина говорит мне, что ей нужно в туалет. Вопреки тому, что люди предпочитают обо мне думать, мой опыт знакомств не впечатляет. Делить свою жизнь с кем-то еще и быть доступным для другого человека — это дополнительное бремя, которого я намеренно избегаю. Мне никогда не нравилась женщина настолько, чтобы я хотел причинять себе неудобства ради того, чтобы быть с ней. Конечно, было несколько женщин, которые с удовольствием вписывали себя в мою жизнь и в мой график, но в конце концов их терпение истощалось, и они всегда хотели большего. Мы никогда не достигали такого уровня близости, чтобы обсуждать поведение в ванной.
Брак и семья не значатся в моих планах. В шестнадцать лет я поклялся никогда не жениться, никогда не приводить детей в этот мир, где им придется нести бремя фамилии Норт. Мы с братьями осознаем эту болезненную истину.
Произвести ребенка на свет достаточно сложно.
Продолжать наследие семьи Норт — это то, чего мы хотим избежать любой ценой.
Мы пролетели над Гранд-Каньоном и застали в небе огненно-оранжевый и розовый закат. Я объездил весь мир и никогда не видел столько цветов одновременно. От красных и пурпурных скал до окрашенного неба, легко поверить, подобно местным жителям, что боги живут и процветают в природе.
Вернувшись во внедорожник и направляясь в отель, мы проезжаем через город, где улицы украшены рождественскими огнями. Что кажется странным при таком солнце и небольшом количестве снега на земле. Наш водитель едет через пробку, что дает нам достаточно времени, чтобы полюбоваться праздником на Главной улице. Мы осматриваем рестораны, бутики и множество магазинов, торгующих кристаллами. Замечаем вывески, рекламирующие туры с пришельцами и лечебные экскурсии. Боковые улицы перекрыты, а на тротуарах стоят палатки.
— Что происходит? — спрашивает Лиллиан, прижавшись носом к окну. — Похоже на уличную ярмарку.
— Зимнее солнцестояние, — отвечает водитель. — Люди из всех местных племен — хопи, явапаи, апачи, навахо — собираются, чтобы поделиться едой, ремеслами, музыкой и церемониями.
— Это есть в нашем маршруте? Выглядит забавно.
— За то короткое время, что вы здесь, мистер Чатто настаивает, чтобы вы оба насладились роскошью «Цеэ».
Лиллиан не отвечает, ее лицо остается прижатым к окну, и она наблюдает за праздником.
Наш водитель подъезжает к отелю и подходит, чтобы открыть нам дверь. Я благодарю его, даю солидные чаевые и направляюсь к лифту.
— Мистер Норт. — Мокасины Райнхарда быстро шлепают по кафельному полу между нами. — Как прошла ваша экскурсия?
— Хорошо.
— Как долго длится фестиваль зимнего солнцестояния? — Глаза Лиллиан вспыхивают детским восторгом.
— Он продлится до завтра. Заканчивается после кануна Нового года, — отвечает Райнхард. — Мне сказали, что вы оба присоединитесь к нам сегодня за ужином. Я взял на себя смелость и заказал столик.
Волнение в ее глазах угасает.
— Спасибо, Райнхард. — Я делаю шаг к лифту. — Мне нужно сделать несколько телефонных звонков и привести себя в порядок к ужину.
Когда дверь лифта закрывается, Лиллиан поворачивается ко мне.
— Мы действительно будем есть яйца буйвола вместо того, чтобы пойти на фестиваль?
— Ни за что, блядь, я не буду есть яйца буйвола.
Лиллиан прикрывает рот рукой, но я вижу веселье в ее глазах.
— Прости за мой язык.
Девушка опускает руку и прочищает горло.
— Я просто рада, что мы на одной волне. Так во сколько мы улизнем, чтобы пойти и повеселиться по-настоящему?
Лифт пикает, и мы идем рядом и тихо разговариваем, как будто если нас услышат, то это может разрушить наши планы.
— Я позвоню в