аверченки, зощенки разные объявились, дюжину ножей им в спину! У тебя, Валюш, ей-ей пойдёт. А если я тобой займусь!.. Да ещё по системе Станиславского!..
— Нет уж, увольте, — не подыграл тот, обиделся. — По молодости в шекспиры метят. Вы уж им крутите головы.
— Ну, ну! И чего тебе обижаться? — ещё раз попытался по плечу похлопать его артист, но тот отстранился, да и повела хмель в сторону, промахнулся Задов, ухватился за край столика, чтобы не свалиться и чуть не перевернул его; вовремя подскочил проворный официантик, будто тут и стоял, подхватил стол одной рукой, второй — артиста, и воцарилось статус-кво.
— Ай, молодец! Откуда ты примчался! — оттолкнул усаживающего его официантика Задов. — Ишь глазастый! А водка где? — и развернулся к собеседнику. — Ты не обижайся на меня, Валентин Сергеевич, не обижайся. Я тебя понимаю. Зачем тебе мой театр, мои марионетки? У тебя своего такого добра хватает. А ты среди них высота непомерная.
Тот слушал молча, не перебивал, видно, остывал от обиды.
— Ты — вершина у нас в городе средь всех этих людишек финансовых и торговых! — с пафосом произнёс артист.
— Ну что вы, Григорий Иванович, — заёрзал в кресле тот, довольный, поджимая губы, на лице его не выразилось ни кокетства, ни зазнайства, он принимал хвалу некстати быстро опьяневшего артиста, кривясь и воровато оглядываясь по сторонам. — Всем вам обязан. Как такое забыть. Всем только вам.
— Да я не об этом! — вознёс вдруг артист руки вверх театральным жестом, как проснувшийся вулкан, издал рык, из глотки только пламя не полыхнуло. — Не спорь со мной! Ты у нас действительно величина! Заместитель заведующего торговым отделом! Звучит-то как! Сам Дьяконов! Вон куда занёсся наш Валюха!
— Ну полно, полно, — пригнул тот голову к столику, теперь уже совсем пугливо. — Чего же шум подымать? Невелика шишка… заместитель…
— Прекословить мне?! — не то шутил, не то разыгрался в роли артист, не снижая тона. — Попков-то твой — начальничек формальный, за столом постоянно не сидит. По командировкам шастает. В Саратов каждую неделю билеты заказывает. А командуешь всем ты! Я, брат, знаю! Вот мы его и пропишем в высшие начальники. А городу настоящий заведующий нужен. Чтоб на месте был каждый день. Да что его искать? Вот ты передо мной! Аль не справишься?
Дьяконов привстал от неожиданного предложения и потерял дар речи.
— Испугался?
— Да чего уж… Обязанностей, конечно, великовато, но получалось без него… Да что там! Справлюсь, конечно. Благодарю за доверие.
— Нет! Ты всё же ответь! Кого ж ты испугался? — не на шутку расходился Задов, его понесло, он играл уже другую роль. — Китайца желтокожего? Лакея этого или его хозяина Корнея? Сказать тебе, кто в этой «Подкове» всем заправляет? Да ты и сам слышал небось. Только делаешь вид, что неизвестно.
— Не надо. Ни к чему, — забеспокоился Дьяконов и, протестуя, ладошки к губам прижал. — Что нам до них, Григорий Иванович? Мы отдохнуть сюда заглянули. Посидели — и нет нас.
— Э, стоп! С Дилижансом у тебя, Валюш, так не выгорит! Знать тебе, Валентин Сергеевич, надо всё. Давно мы в одной колее, поэтому лучше знать, чем думать чёрт-те что, головёнку, как страус, в песок прятать и потёмок пугаться. Ты ступил на дорожку опасную, но не трясись заранее, выведем, если что. Не бросим. Сам вот только не лезь в дерьмо, тянет тебя туда недуром, смотри, увязнешь по самые уши и не заметишь.
Дьяконов, утратив дар речи, не сводил с артиста глаз, пытался понять.
— Ну, ну. Не дрейфь, — хмыкнул Задов. — Спустил я на тебя кобеля?.. По делам твоим. Не думал, что слаб на расправу. Ты привыкай, голубчик. У тебя впереди и не такое может быть.
— Григорий Иванович, да за что! Помилуйте, не заслужил.
— Не заслужил? — вскинулся артист. — А на какие шиши такой домище разбухал у всех на виду! Не поленился я, не поверил, сам прокатился посмотреть. Потом рассказал Василию Петровичу, тот глаза таращит: соседский-то вдвое меньше твоего, не дом, а дворец с палатами у тебя! Соображаешь, что творишь?
— Сломать дом-то?
— Чего уж теперь. Ещё больше сплетен родишь. — Задов вроде как протрезвел, посуровел лицом, кулаком по столу пристукнул, укоризненно покачал головой. — И к Дилижансу меня пригласил… В «Аркадию», значит, побоялся, там публики полно, там на глазах… Как же! Замзава да с актёришкой водку вкушают…
Дьяконов не находил себе места.
— Бываешь там?
— Редко.
— С женой небось?
— Ага.
— Лоботрясов своих, Авдеева, Попугайчика и остальную свору, с собой берешь? К чему тебе сопровождающие? Ты — будущий начальник. Гони их от себя!
— Что вы, Григорий Иванович! И не брал никогда.
— Часто там твои крохоборы выкидывают фортеля. Особенно этот?.. Ходит между столами и у рыбопромышленников на водку клянчит!
— Чернушкин, подлец?! Я его сгною!
— Не горячись. Пусть сам уйдёт. Эта же гнида потом на тебя писать станет. Не куда-нибудь… в Кремль!
Дьяконов вздрогнул, закрыл лицо руками.
— А кто не знает в городе Дилижанса? — будто сам с собой разговаривал Задов. — Он и кличку заработал, что под всех ложился, подвозил-отвозил, девиц поставлял. Шельма ещё та! Ты бы Лёвку спросил. Общаешься же с ним. Узилевский Лев Наумович — дока по этой части. У него информация на каждого. Он на нас с тобой биографии напишет — это же руководитель, официальный представитель всех частников в бюро сырьевой и биржевой конвенций. Вот! Выразитель, так сказать, воли и желаний всех нэпманов в стенах государственных учреждений.
Дьяконов исподлобья приглядывался к Задову. Куда делись пьяные чудачества сидящего напротив человека? Он преобразился в строгого учителя, требовательного наставника, безжалостного судью. Вот и разгадай актёра, где играет очередной фарс, а где стегает плёткой желчных замечаний.
— Кстати, а где наши официальные лица? — вдруг с одного на другое перескочил Задов. — Ни Лёвки, ни Макса не наблюдается, а время назначенное давно прошло? Заблудились, разыскивая «Подкову»? Им, конечно, ближе кабачок мадам Мерзликиной да салон дамочки Александровой… Где они? Я просил пригласить их на нашу ассамблею.
Замзава смутился, но нашёл в себе смелость промямлить:
— Мне представлялось, Григорий Иванович, что присутствие этих особ нежелательно. Тем более Гладченко. Поэтому не пригласил.
— Ага! — торжествуя, воскликнул артист, не удержался от охватившего его возбуждения, выскочил из кресла и с необыкновенной прытью для, казалось бы, недавно пьяного вдрызг человека оббежал вокруг столика, прихлопнул по плечу растерявшегося Дьяконова. — Значит, коснулась тебя длань Божья! Господь просветил! А я ведь, голубчик, специально тебя проверял. — Он наклонился к Дьяконову и зашептал на ушко: — Я, Валюш, загадывал, хватит у тебя ума не привести сюда Максима
