характеристиках властные институты имеют черты этнического своеобразия точно так же, как при общем сходстве формы и назначения вышивка рубахи или орнамент кувшина для воды различаются в разных традиционных культурах.
Внутренние механизмы реализации власти по сути своей едины в разных обществах: в их основе лежит принуждение. «Дубина и копье – вот что санкционирует право», – писал Э. Э. Эванс-Причард, анализируя правовые обычаи нуэров[32]. Но он же описывал весьма колоритные сцены реализации этого инварианта:
Из заметок ранних путешественников о вождях нуэров нельзя сделать вывод, что это были люди, облеченные большой властью. Уже первые британские чиновники, посещавшие страну нуэров, совершенно определенно писали о том, что у нуэров нет лиц, облеченных властью или (за исключением некоторых «пророков») пользующихся достаточным влиянием, чтобы стать основой какой-либо административной системы. Упомянутые в этих отчетах «шейхи», которые якобы не имели никакой власти, очевидно, и были те лица, которых позднее европейцы назвали вождями – носителями леопардовой шкуры. Вождь – носитель леопардовой шкуры (куаар муон) находится в священной связи с землей (мун), что дает ему определенную ритуальную власть, в частности право на благословение и проклятие. Однако чтобы не создалось впечатления, будто право на проклятие дает вождю большую власть, я сразу же должен сказать, что не помню случая, когда вождь воспользовался бы этим правом. Есть много рассказов о страшных последствиях проклятия, но я думаю, что вождь, выступая в своей ритуальной роли при урегулировании конфликтов, как правило, только угрожает произнести проклятие, ибо это составляет часть всей процедуры. А в нынешние времена право на проклятие не дает вождю никакой власти.
Его именуют также куаар твач, потому что только он носит перекинутую через плечо леопардовую шкуру (твач). Слово куаар имеет ритуальное значение во всех нилотских языках, но, не касаясь того, каким словом лучше всего передать его смысл, мы будем, как и прежде, употреблять его для обозначения человека в роли вождя, подчеркивая при этом, что у него нет никакой светской власти, так как, на наш взгляд, его общественная деятельность носит главным образом ритуальный характер. И тем не менее его функции – политические, ибо через него регулируются отношения между политическими группами, хотя он и не является контролирующей их политической властью. Его деятельность в основном сводится к урегулированию кровной вражды, ибо таковая не может быть урегулирована без его вмешательства, и в этом заключается его политическое значение. Иногда вождь предотвращает столкновение между общинами, бегая между двумя шеренгами воинов и мотыгой вскапывая то там, то здесь землю. После этого старики пытаются урезонить юношей и добиться урегулирования конфликта путем переговоров. Однако мы полагаем, что таким путем столкновение можно предотвратить только в том случае, если участники конфликта – близкие родственники и не склонны убивать друг друга. Помимо участия вождей в улаживании вражды они также совершают ритуалы очищения участников актов кровосмешения и в какой-то мере «умеют» вызывать дождь, хотя нуэры не придают особого значения этому искусству. В целом можно сказать, что вожди нуэров – фигуры сакральные, хотя они отнюдь не обладают в силу своей святости общей властью, за исключением определенных социальных ситуаций. Я ни разу не замечал, чтобы нуэры относились к вождю с бо́льшим уважением, чем к остальным людям, или говорили бы о вождях как о важных персонах. Они рассматривают их как агентов, через которых можно уладить некоторые споры или очиститься от осквернения. Я часто слышал такие замечания: «Мы выбрали их, дали им леопардовые шкуры и сделали нашими вождями, чтобы они участвовали в жертвоприношениях по случаю убийства». Сфера ритуальной деятельности этих вождей редко выходит за пределы отдела племени[33].
В данном случае уникальным является не только символ власти вождя: леопардовая шкура (хотя, это, конечно, весьма яркий элемент потестарной культуры нуэров), но и границы полномочий вождей, их поведенческие паттерны, идейное оформление и пр. Понятно, что и русские князья XII в. принуждали к подчинению силой: в их случае не дубиной, а мечом и копьем. Но помимо этого важного сходства было немало не менее важных отличий: они не носили леопардовых шкур, а носили аксамитовое кързно, не бегали с мотыгой по полю между воинами, а скакали перед войском на горячем коне и пр. Игнорировать отличия было бы столь же ошибочно, как не замечать сходства.
Л. Е. Куббель писал, что этническое своеобразие в отношениях власти/подчинения проявлялось только в докапиталистическую эпоху. Но иное в рамках марксистской теории утверждать было невозможно. Понятно, что эпоха капитализма принесла с собой частичное истирание национального своеобразия. Это проявилось во многих сферах культуры: в костюме, в пище, в музыке и изобразительном искусстве. Но даже и сейчас этничность не исчезла полностью. Более того, этнологи пишут о феномене «взрыва этничности», охватившем большую часть мира в 1980–1990-е гг. Сейчас культурный субстрат влияет на политические процессы больше, чем сорок-пятьдесят лет назад. Возможно, именно этим следует объяснять политические процессы в современной России. Неправдоподобно высокая поддержка президента Путина выглядит для невовлеченных западных наблюдателей как результат фальсификаций на выборах или «создания атмосферы страха», которые практикует «диктатор». Иначе зачем гражданам России, живущим в материальном смысле не очень хорошо, поддерживать президента? В рамках рациональной логики – незачем. Но рациональная логика, как было показано в этой главе, имеет очень немного общего с механизмами реализации власти и авторитета.
Глава 2. Социальная стратификация и мобильность
«Всё наше общество – пирог.
И мы в нем лишь прослойки.
Такой нерадостный итог
Минувшей Перестройки»[34].
Социальная стратификация появилась в человеческом обществе давно. Однако она все-таки младше его. И младше значительно. Некоторые человеческие сообщества смогли дожить без стратификации до самого XX в., сохраняя первобытную простоту общественного устройства. Благодаря этому с нестратифицированными обществами успела познакомиться современная наука.
Одно из последних племен, не имевших никакой социальной стратификации, было описано известным финским натуралистом и кинодокументалистом Яном Линдбладом. Это было племя индейцев акурио, к настоящему времени исчезнувшее. Многие индейские и африканские племена, даже в общем и целом сохраняющие первобытный уклад жизни, все-таки пользуются некоторыми благами европейской цивилизации. Достаточно вспомнить колоритных индейцев из произведений Фенимора Купера: это люди родоплеменной эпохи. Однако уже в XIX в. они стреляли из ружей, произведенных в Европе, скакали на завезенных из Европы лошадях, снимали скальпы стальными европейскими ножами и пр. А акурио даже во второй половине XX в. сохраняли по-настоящему первобытный образ жизни: не использовали огнестрельное оружие, не ведали денег, не знали металла и тканей. Охотились они при помощи самых примитивных луков, наконечники стрел
