таинственной цели. — Именно поэтому я здесь. А вы все решили сыграть в игру, правила которой вам даже близко неизвестны.
Осознав, что от внешних конфликтов перешли к возможным внутренним разногласиям, генерал Флорас вновь взял бразды правления дискуссией в свои руки.
— Очень хорошо. Есть ли у кого-нибудь мысли или предложения?
Казалось, в зале повисла вялая тишина, когда ожидающие взгляды обратились к Адайну.
— К сожалению, я лишен новых идей. Стратегии, на которые мы когда-то опирались, потеряли свою эффективность.
— Тогда давайте не будем терять время и сосредоточимся на разработке новых вариантов, — предложил генерал, устремив взгляд на Адайна. — Скажи мне, кто из соседних правителей должен вызывать у нас наибольшее беспокойство? Откуда исходит самая серьезная угроза?
Адайн подошел к карте, висевшей на стене, и задумчиво провел пальцем по контурам границ.
— Разумеется, все соседние монархи представляют сопоставимую потенциальную угрозу, но два выделяются особо. Первый — Дэрна́ут.
— Дэрнаут?! Правитель одной из западных стран? Ха! Я слышал, что он задохлик и рахит! Да ему всего шестнадцать лет! — резко воскликнул Лодэс.
— Его физическая сила, может быть, и ограничена, но умственные способности не имеют себе равных. Он обладает нечеловечески даровитым интеллектом, — возразил Адайн.
Бэринон, воспользовавшись возможностью тонко пошутить над Лодэсом, бросил на него насмешливый взгляд:
— Это твой антагонист.
— Кто? — переспросил капитан, искренне не понимая значения заумного для него слова.
— Молчать! — Флорас вспыхнул от возмущения: его терпение лопнуло от непрекращающихся препирательств Бэринона и Лодэса, особенно, в самое неподходящее для этих забав время. — Продолжай, Адайн.
— Его мышление отличается яркой нестандартностью, а действия окутаны непредсказуемостью, что наделяет его исключительным мастерством тактика. Его ум непостижим для нас всех, взятых вместе.
— Особенно для Лодэса, — вновь с подковыркой съязвил Бэринон.
— Да успокойтесь вы! — в бешенстве, скрепя зубами, хлопнул генерал ладонью по столу. — Адайн, продолжай.
— Наш самый грозный противник — это, несомненно, Тормак, король одной из северных стран. Обладатель светлого ума, но его сила далеко не в этом. Тормак — прирожденный лидер, ему без каких-либо проблем удается сплотить людей под своим началом. Он мастерски владеет красноречием, но самое мощное его оружие — искусное манипулирование. Разумно предположить, что основные направления атак будут исходить с севера и запада. Однако для уверенности необходимо собрать больше информации. Для этого требуется предоставить моему подразделению полную самостоятельность, не зависящую от централизованного военного командования, с сохранением звания и неприкосновенностью для меня и моих людей.
— Ты в этом уверен? Мы лишимся одного из самых ключевых командиров, — горестно спросил генерал, не желая терять такого ценного союзника в своем распоряжении.
— Безусловно. Я не могу позволить себе тратить время на выполнение общих распоряжений, которые не всегда идут во благо для нашей страны.
— Пусть так. Но это решать не мне, а королю, — с огорчением произнес Флорас.
— Алари, устрой мне аудиенцию с королем, — утвердительно и жестко сказал Адайн, понимая важность этой встречи.
Алари, сидевший на комоде что-то хлебая из своей стальной, украшенной берестой фляги резко поперхнулся.
— Король принимает только высокопоставленных персон, а не простолюдинов.
— Скажи ему, что если победа в этой войне — его цель, то встреча со мной просто необходима, — гнув свою линию, настаивал Адайн.
— Кхм. Просьба дойдет до него независимо от этого, а вот добиться его согласия — это уже другой вопрос. Мой тебе совет — перед приемом… прими ванну. У меня на глаза наворачиваются слезы от запаха дальней дороги, которую тебе пришлось преодолеть, — вновь, ухмыльнувшись проговорил Алари, не теряя своей чудаковатости.
Генерал безмолвно подошел к столу, стоящему в центре, и произнес:
— Значит так, пока у нас не будет адекватных представлений и новых идей, никто из вас даже близко не должен говорить о надвигающейся войне.
Гэререн, который мгновение назад, заедал свои переживания сладостями, резко вскочил с места, его голос был наполнен эмоциями:
— Но как?!
— Тихо! — сказал Флорас, понимая негодования своего капитана.
— Люди должны знать, — убавив тона продолжил Гэререн. — Скрывать от них правду — это подлость, поступок, лишенный чести, — добавил капитан, в его сердце кипело возмущение по поводу такого обмана и несправедливости.
— Я сказал. Никому. Ничего. Не говорить. Ясно? — повторил генерал армии, сохраняя непоколебимую твердость.
— Постойте, — вновь произнес, опустивший глаза в пол Гэререн. — Если, как полагает Адайн, противник уже создал союзы и укрепил оборону, то почему нам не вывести людей из гарнизонов за долиной? Зачем продолжать этот марш смерти? Мы же отправляем людей на верную смерть.
Генерал, в поисках совета, аккуратно переглянулся с Адайном. Но капитан разведчиков лишь слегка неодобрительно мотнул головой, дав Флорасу то, чего он хотел найти. С быстротою молнии догадки генерала армии подтвердились и понимая всю важность момента, он решительно произнес:
— Мы не уступим. Отказ от кампании только насторожит противника. Их шпионы, находящиеся у нас под носом, залягут на самое дно. А каждый шаг наших оппонентов станет намного тише и незаметнее. Мы сделаем вид, что ни о чем не знаем. Это малая жертва, которая будет принесена, во имя большой цели.
— Но, так нельзя, это люди. Большинство из них — молодые ребята, мы не можем разменивать их жизни. Что мы скажем их близким? — произнес самый молодой из капитанов, на его лице было написано чувство безысходности и опустошенности, а взгляд потерялся в спокойной глади чая, застывшего в фарфоровом сосуде.
В зале воцарилась тяжелая тишина, резко контрастировавшая с оживленными речами, наполнявшими его несколько минут назад. Огонь отбрасывал на стены вытянутые, искаженные тени командиров. Даже Лодэс, обычно излучавший яркие эмоции и заразительную жизнерадостность, сейчас сидел молча, мрачно глядя на капризную пляску искр в очаге. Благородный Бэринон, расположившись у окна, наблюдал за стражниками, опиравшимися на копья или прислонившимися к ограде. Он понимал, что их всех ожидает неминуемая угроза. Не как солдат, а как людей, которым вскоре предстоит столкнуться с мрачным образом войны и на собственном опыте испытать ее ужасы. Он переживал за женщин и детей. Его грызла мысль о предстоящей потере родины.
Даже Адайн, имеющий самый закаленный характер, отточенной в многочисленных сражениях. Он не испытывал ни паники, ни страха, ни ужаса. Вместо этого в его сознание время от времени вторгались вспышки гнева вперемешку с воспоминаниями. Его не терзали сомнения или чувства совести. Адайн давно позабыл, какого это — переживать за павших собратьев. Казалось бы, лишенный всех положительных черт присущих человеку, печально глядел в пол, испытывая не самые приятные чувства.
В комнате находились опытные офицеры, окрепшие и статные от пережитого, которые, не дрогнув, смотрели в глаза смерти. Теперь они погрузились в раздумья, размышляя о чем-то
