(см. словарь Даля).
Может быть, в цветущие времена Польши, столь искусившейся в знании латыни, народилось это слово для отличия людей этого рода, - мудреного в том нет уже и потому, что с давних времен в Польше jus patronatus - право подаяния - давалось только известным церквам по выбору и по протекции, в расчете на благотворительность православных русских. Так, в 1510 г. это право получила королева Елена Ивановна на Троицкий монастырь в Вильне; в 1522 году Федько Хрептович получил его на Лаврентьевский монастырь. О том же просил Василий Михайлович Сангушко для церкви Св. Василия во Владимире-Волынском. Связь и зависимость лаборства от панства была свежа и ясна, даже в последнее время. Промысел этот ими поощрялся как их собственная доходная и оброчная статья.
Известно, что при недавнем расчете с крепостным правом в Северо-Западном крае оказалось громадное большинство батраков и бобылей, то есть тех несчастных, которые обезземелены, и при них - значительное число владельцев, пользовавшихся доходами с тех самых земель, которые, несомненно, могли принадлежать лишь крестьянам, только их кровавым продолжительным и настойчивым трудом могли быть отвоеваны у девственных лесов, отбиты у непролазных болот, а в Полесье даже и от воды - те острова и оазисы, которые стали потом пахотными полями. Не только у мелких, но и у крупных владельцев велся обычай отнимать суму у нищего посредством отрезков земель на самого пана многоразличными способами. Между последними наичаще практиковался простой сгон с земли осиротевшей семьи в том случае, когда умерший отец оставлял вдову и малолетних.
Первая пускалась на произвол судьбы в чине и звании бобылки, а малолетки отдавались в другие семьи и жили весь век свой на чужой земле под именем примаков и батраков. Всякий повод не упускался из виду, всякая случайность была на руку для тех, которые силились увеличить объем своих владений, не жалея мужика. Конечно, чем хуже была земля, тем случаи эти были чаще, поводы разнообразнее, способы обезземеления безжалостнее, поползновения настойчивее.
В Янове и Мотоле земля песчаная и неблагодарная; всякий выделенный кусок - лакомый кус. Захотел последовать примеру соседей - ступай, сделай милость, на все четыре стороны.
Земля между тем прирезывалась ко владельческой, переставала считаться и быть крестьянской.
При таком выгодном промысле можно и оброк наложить высший -выдержат, можно и книжку выхлопотать. Не удастся в консистории - попа заставляли выдавать не фальшивую, но незаконную. Многие были уличены в том и отданы под суд (у иных еще и до сих пор дела эти не кончены), да об этом католические паны мало думали и православных мало жалели. Отсюда все православные яновцы - лабори, отсюда с древнейших времен ни у одного из них не бывало больше 2-3 десятин земли (на двор). Всю эту землю обрабатывали у них наемные рабочие, которым платилось гораздо больше, чем пан помещик налагал на самого лаборя оброку.
Яновский лаборь так уже себя и понимает, что быть ему безысходно прошаком и скитальцем, а потому и пускает в дело другой прием, новый. Когда прознает про церковную нужду и сдержит это известие в тайне про себя, он идет к священнику той бедной церкви и сам навязывается с услугами, бесцеремонно торгуется; не отказывает в денежном задатке, не останавливается на обещании выдела из заработков тому, кто укажет для него путь и снабдит правом.
Таким образом, кубрак - мещанин, лаборь - крестьянин, и в списке фамилий с юго- и западнорусским оттенком бо льшая часть показанных нами (выше) в крестьянах - выходцы из Янова или Мотоля[7]. Впрочем, они чаще шатаются по ближайшим местностям: в Минске, Гродне, Вильне, забираются в Жмудь и собирают по всей Ковенской губернии, не обходя и хат католиков. В этих случаях сборщикам на православные церкви по самому ходу дела приходится подражать кубракам - прибегать поневоле к ложным россказням, к хитростям и бесхитростным обманам и надувательствам. Простаков и на таких немудреных хитрецов в тех глухих странах - непочатый лес. Лаборь должен лишь уметь говорить по-польски, а затем он уже сумеет наврать, что пришел из далекого Рима, от самого наисвятейшего Папежа, для сбора на новый костел, который будет выше и больше всех на свете.
Сумеет лаборь и поторговать священными предметами в виде наичаще встречающихся у католиков штофиков, в которых бывает заключен маленький, из фольги алтарик. Не задумываются яновские лабори принимать на себя вид ксендзов, одеваясь в белые комешки (рубашки костельные) и служа суппликации. Где надо и того требуется, лаборь не откажется и поколдовать - отробыть зробленное (то есть отчурать заколдованное, изгнать из дому нечистую силу), полечить святой водой или частицей животворящего древа. Слыхали многие, как они уверяют простаков: «Знаем, что у Бога на небе делается, нам это все открыто».
Одни лабори[8] надували баб тем, что выдавали себя за лекарей головных болей. Когда приходили больные, один яновец снимал с бабьих голов наметки (длинные куски холста), другой прибирал их в мешок. К головам простоволосых и простоплетеных баб прикладывался потом кусок какого-то дерева под видом животворящего, а к рукам лаборей прибавлялся еще новый предмет на обмин и продажу в соседство к тем, которые пожертвованы на церковь и которыми лабори, подобно кубракам, также торгуют и продают, не доходя до родного Мотоля или Янова. Приходят же домой всегда два раза, также к Пасхе и к Петровкам; в первом случае для Великодня, во втором - по той причине, что в летнюю пору поживиться нечем - все на полях, и все без денег: нечего и не у кого уже попросить. Зато летом Янов тем и отличается, что, когда везде происходят изнурительные полевые работы, в нем царствуют разгул и веселье. Лабори на этот случай ухитрились даже обзавестись своим оркестром, у яновцев и капельмейстер свой - Адам Фрак по имени.
Другие выдавали себя за апостолов и советовали крестьянину Брестского уезда Гоголюку служить Богу пророчеством и учить людей покаянию, обещая им в случае непослушания несчастие, именно: смертельную болезнь сначала на любимых животных - свиней, потом на необходимых - коров, а наконец, и на самих людей. На кладбище под новым крестом указали и то место, где избранный пророк мог найти грамоту на посланничество. Доверчивый хохол отдал им все свое денежное имущество, а остальной скарб они сумели ночью выкрасть сами и скрылись. Обманутый уверовал в слово их до умопомешательства: бросил хозяйство, стал бродить по деревням, всех проклинал...
Третьи под видом ксендзов из Рима, врачующих болезни, выманили в Виленской губернии у старухи-польки,
