такой ситуации. Он вошел, привычным жестом стянул шлем, не обнаружив никого за стойкой окинул зал холодным взглядом и замер, встретившись глазами с братом. Оле приветливо помахал ему окровавленной рукой и улыбнулся во все тридцать два. Яна видила, как свободная рука жнеца сжимается в кулак, как он обреченно вздыхает и направляется к ним. Он старался не смотреть на девушку, переводя взгляд с брата на Яну и обратно. Яна изобразила на лице сочувствие и ушла за стойку варить кофе. Как бы близки они не были с Тодом, а лезть в семейные разборки братьев ей не стоило.
– Знакомьтесь, – раздался у нее за спиной голос Оле. – Это Оля, а это Тод, мой брат-близнец, как можно догадаться.
– Ты же видишь, да? – Яна поставила перед жнецом чашку с кофе и пепельницу. Ей не нужно было уточнять, что именно она имела ввиду. Он прекрасно понимал о чем речь и утвердительно кивнул. – И не расскажешь?
– Не расскажу, – он закурил, сделал маленький глоток кофе. – Не имею права.
Он сидел за стойкой на высоком барном табурете, его любимом. Оле и Оля ушли, наскоро допив свой кофе. Оле даже не попросил добавки на дорожку, сказал, что зайдет попозже. Вид у него при этом был обиженный на весь мир. Ольга, похоже, так и не поняла, что именно произошло и почему тот самый брат, о котором Оле ей все уши прожужжал, оказался таким неприветливым. Зато вышеозначенный брат после их ухода вздохнул свободно и перестал прожигать взглядом дырки в столе. Перебрался за стойку и попросил кофе.
– А ты правда не умеешь играть на гитаре? – меняя тему разговора, как бы мимоходом спросила Яна. Где-то в глубине души ей хотелось верить, что Оле соврал.
– Правда.
– И ни на чем другом не умеешь?
– Ну разве что на нервах, – криво ухмыльнулся он. – Хотя и тут Оле меня опередил. Разочарована?
– Нет, – почти искренне ответила она. – Должны же у тебя быть недостатки. Без них ты был бы идеальным, а идеальные мужчины бывают только в сказках.
– То есть, по-твоему, это мой единственный недостаток?
– Ну, про другие я пока не в курсе, – пожала плечами Яна, – Просвети.
– Например, я не умею готовить, – он раздавил окурок и тут же достал вторую сигарету. – Настолько, что способен угробить даже яичницу. Да и вообще не в ладах с созиданием. Что-то смастерить или починить не могу. Зато сею вокруг себя смерть и разрушение. Вещи изнашиваются быстрее обычного, все время что-то ломается или бьется. К растениям и домашним животным меня лучше вообще не подпускать. Удивительно, что до сих пор не спалил квартиру и не перебил вам все чашки.
– Вот про чашки как раз неудивительно, – без тени улыбки ответила Яна. – Твое разрушительное начало компенсируется нашим созидательным. Знаешь, возможно, если бы не ты, бар давно бы превратился в джунгли, а в бутылках завелись новые формы жизни. Раньше так регулярно случалось. Как видишь, у меня недостатки тоже есть. И они отлично уживаются с твоими. А готовить и мастерить я люблю, так что это не проблема. Ну и если ты что-то сломаешь, я починю. Я ведь не только создавать умею, но и восстанавливать разрушенное.
– Это был намек на предложение съехаться? – он смотрел ей в глаза и почти улыбался.
– Ну не прямо сейчас, конечно, – Яна смущенно отвела взгляд, – Разве что ты в восторге от идеи время от времени просыпаться рядом с Яном.
«Я от такой идеи точно не в восторге»! – завопил Ян. – «И вообще ничего не хочу знать о твоей личной жизни»!
– Ну ладно Оле может вызвать подозрения, – он старался изобразить обиду, но уголки губ предательски подрагивали. – Но я-то тут при чем? Мужики меня не вдохновляют.
– Вот и еще один недостаток, – разочарованно вздохнула Яна. – Гомофобия в полный рост. И это в век повальной толерантности и инклюзивности. Как не стыдно?
– Может я это из чувства противоречия? Не хочу поддаваться влиянию модных трендов, – улыбнулся он. – Ну или просто я тормоз и не успеваю за прогрессивными взглядами.
– Надо же, – Яна тоже улыбнулась, – Список недостатков растет, как на дрожжах.
И снова зазвенел его искренний смех и сердце Яны замерло от счастья. А из мойки, где она ополаскивала джезву, уже пробивались робкие зеленые ростки. Воистину, у всех свои недостатки.
Глава 22
Январь. Наши дни.
– И откуда они только лезут? – Шаман с тоской смотрел на распадающийся серым дымом трупик очередного пикси. – Прям как мухи на дерьмо, чесслово. Вот же паразиты!
Мелкий пакостник размером с ладонь был десятым за последний месяц. Если так и дальше пойдет, они превратятся в реальную угрозу мирной жизни горожан. Убивать они, конечно, не убивают, но очень любят пакостить. Портить вещи, прятать ценности, подъедать запасы продуктов. И с домашними питомцами не очень ладят. Их, как раз, могут и убить из вредности. Или в целях самообороны. А если расплодятся, то и младенцев начнут воровать. Бывали случаи. Не здесь, конечно. Этот Город всегда был на редкость мирным и безопасных для людей. До недавнего времени. А все этот двухголовый со своей пивнушкой!
С появлением Януса в Город хлынула нечисть всех мастей. Опальный бог притягивал их как магнит. И нашел же место, чтоб его! Сколько веков жили спокойно, бед не знали страшнее обиженного домового. А теперь что? Тут тебе и оборотни, и русалки, и прочие фейские отродья. Даже лепрекон иногда забегает. А этот со своим золотом уже серьезная угроза для людей. Завеса между миром людей и миром духов вся в прорехах от этих дружеских визитов. Скоро и простые горожане поголовно начнут все это видеть. И тогда пиши пропало. Набегут сюда ученые да журналюги, обнесут Город забором. И прощай счастливая жизнь. А двухголовому хоть бы хны. Он наслаждается своей забавой, а на людей ему плевать с высокой горки. Как, впрочем, и всегда.
Шаман никогда не любил богов. Любых. Было в них что-то фальшивое, суррогатное. Как только Сила получает имя, она теряет часть себя. Ее как будто загоняют в рамки образа, которым наделили бога. Удивительно, что Янус сохранил свой первозданный облик, не подчинившим всем этим любителям изображать его двуликим дедом с бородой. Видимо, верховные божества, даже изгнанные, были куда сильнее рядовых. И все равно они были подделками. То ли дело духи. Чистая, незамутненная сила. Мудрость поколений, могущество стихий, гармония природы. Увы, чем больше в мире становилось людей, тем меньше оставалось духов. И тех, кто
