ее как-то раз прямо, уже после смерти бабушки, что это в ее семье по женской линии через поколение дар такой целительский проявлялся. Но, как он мог ко мне перейти, я же не по женской линии? И почему только сейчас такой целительский дар проявился, когда я, вроде бы, умер, но возродился в теле Менжинского? Я не знал ответов на эти вопросы.
Глава 13
Сутки с того момента, как я начал новую жизнь в качестве второй личности Менжинского, близились к концу. А я еще даже толком и не разглядел Москву 1928 года. Но и без того было понятно, что город совершенно иной. Даже вот этот самый дом, где квартировал председатель ОГПУ, уже давно не существовал к началу двадцать первого века.
Вскоре после того, как ребенок заснул в детской, я опять оказался в спальне на одной кровати с Аллочкой и, немного потискав ее перед сном, погрузился в дремоту. Тело Вячеслава за день вымоталось и выдохлось. Да и моя сущность нуждалась в отдыхе. И я засыпал с мыслью о том, что завтра предстоит совсем нелегкое дело: подготовка домашнего ареста для Троцкого.
Вот только сон снился весьма странноватый. Я снова находился в том самом коридоре, в той самой отправной точке, откуда меня отправил во всю эту авантюру с подселением души неизвестный могущественный экспериментатор. Словно в компьютерной игре, перед моим взором снова вспыхнула красная надпись: «Первый уровень трансформации успешно пройден. Активирован навык целительства на 5 процентов».
— Что за ерунда со мной происходит? Это что, игра какая-то? — спросил я в пространство, потому что в коридоре по-прежнему никого не было. Лишь белые стены и белый потолок, да неяркий холодный свет вдалеке.
Но, ответ все-таки последовал, правда, ответил приятный баритон, принадлежащий невидимке, вопросом на вопрос:
— А ты никогда не задумывался над фразами, вроде той, что «вся жизнь театр, а люди в ней — актеры» или «что наша жизнь — игра»?
Я тут же конкретизировал:
— Иными словами, ты хочешь сказать, что люди живут внутри чьей-то грандиозной игры, в каком-то огромном спектакле, затеянном неведомыми силами с целями непонятными человечеству?
— Именно так, — прозвучало в ответ. И я даже представил, как мой невидимый собеседник кивнул.
— И что это означает, применительно ко мне? — поинтересовался я у невидимки.
— То, что первый уровень трансформации твоя сущность преодолела. А он, между прочим, самый трудный и часто чреват отторжениями. Но, тебе повезло успешно прижиться на новом месте. И это означает, что наш эксперимент пока продвигается успешно.
Я не удержался и спросил:
— И много вас собралось в параллельном мире таких экспериментаторов?
— Коллектив. Но твой куратор — это я, — лаконично ответил он.
Я снова задал вопрос:
— А что означает надпись про навык целительства в пять процентов?
Невидимый сказал:
— Вспомни, что я обещал тебе помощь и связь, если согласишься участвовать в эксперименте?
— Да, было такое, — подтвердил я.
— Так вот. Помощь идет. Ты можешь ее использовать, развивая предоставленные навыки. И помощи будет больше по мере дальнейшей трансформации, усложнения задач и нарастания опасности. А связь, как видишь, осуществляется через сны.
В этот момент снова зазвонил проклятый телефон. И водитель, выполнявший еще и обязанности будильника, опять вместе со мной перебудил всех домашних. Маленький Рудик заплакал в кроватке, и Аллочка в ночной рубашке побежала к нему. Я же, то есть Менжинский, начал собираться на работу.
Снегопад закончился, но и в этот раз по дороге я не имел возможности хорошо рассмотреть Москву при тусклом свете фонарей. Ведь январь начался совсем недавно, а потому утром все еще довольно долго было темно. Рассветало только к девяти. Я же на службе оказался гораздо раньше. Лишь отметил, что, в отличие от двадцать первого века, старинные здания здесь еще сохранились, да на проезжей части во многих местах есть участки без асфальта, мощенные камнями. Заметил и много трамвайных линий, которые потом убрали, когда метро построили. Из храмов, судя по всему, тоже кое-какие уцелели пока. Сталинская реконструкция столицы еще не состоялась, и знаменитые высотки характерных форм еще нигде не торчали, а только еще шли дискуссии среди архитекторов, как следует преобразовывать столицу Советского Союза.
Спорили между собой архитектурные бюро урбанистов и дезурбанистов. Первые хотели превратить столицу в крупнейший советский город с высотными зданиями, тогда как вторые предлагали не гнаться за высотностью и многоэтажностью, а расселять горожан вширь, предоставляя им индивидуальные домики. При этом, по замыслу дезурбанистов, проблему связности территорий можно было решить бурным развитием автострад и автотранспорта с наделением каждой семьи личным автомобилем, как предметом первой необходимости. По схожей концепции отстраивалась, например, Северная Америка, хотя и там в некоторых городах побеждали все-таки урбанисты, отстраивая огромные небоскребы в том же Нью-Йорке.
Никаких новогодних праздников городские советские власти официально не отмечали. Ни гирлянд, ни иллюминации, ни наряженных елок нигде на улицах и площадях Москвы не было. Атеизм торжествовал. Вот только люди все равно встречали Новый год и праздновали Рождество в своих жилищах, покупая подарки близким и даже воруя елки из лесов, окружающих городские окраины. А по улицам шаталось много подвыпивших горожан. И в эти дни бдительность всех постов была усилена, о чем Менжинский, конечно, хорошо знал.
Но, несмотря ни на что, праздничное настроение жило внутри людей. И лишь коммунисты и комсомольцы делали вид, что ничего особенного не происходит, пытаясь игнорировать традиционный семейный праздник. Но, даже тот же Генрих Ягода не просто так в эти дни ходил со своей родней на каток. Он, понятное дело, тоже праздновал втихаря. А вот сам Менжинский не поставил дома никакой елки. Да и домашним своим не подарил ничего. Зачерствела у него душа, раз окончательно перестал быть ребенком и желать праздничных чудес.
Впрочем, как раз с ним самим и произошло самое настоящее новогоднее чудо. А как еще назвать мое внезапное появление в его голове? Тем более, что теперь меня неизвестный невидимый экспериментатор из параллельного мира наделил еще и способностью к целительству, которую можно пытаться развивать. Подумать только, всего пять процентов освоил, а уже могу снимать резкую боль! И, если продолжать в том же духе, то смогу, наверное, постепенно и все болячки, присущие Менжинскому, побороть? Тогда весьма оптимистичная перспектива для тела намечается. Глядишь, проживет гораздо дольше, да и качество жизни значительно улучшится, если пройдут астма со стенокардией, да еще и
