понравилась горному царю, у которого здесь были охотничьи угодья. И он скинул дивов в море и держал их под водой, пока те не закаменели.
Я разглядываю камни в воде и сочувствую мифическим существам, пострадавшим за любовь к красоте. Волны облизывают берег, пенятся в образованных валунами маленьких природных бассейнах. Это картина, на которую можно любоваться бесконечно. И мне жаль, что Кир больше не видит всей прелести этого места.
— Здесь редко бывают люди, можешь снять верхнее платье. Если кто-то приедет, мы услышим, и ты успеешь одеться.
Киваю. Можно было бы снять и нижнее платье и искупаться, но вход в море каменистый, неровный и очень скользкий — слишком велика вероятность сломать ногу. Поэтому снимаю только верхнее и никаб, а юбку нижнего обматываю вокруг талии, создавая экстра-мини. В таком виде вполне удобно сидеть на камнях, болтать ногами в воде и подставлять обнаженные ступни набегающим волнам. Кир всё так же стоит у самой лестницы.
— Ты не хочешь освежиться? — спрашиваю неожиданно для себя. — Окунуть ноги в воду, — уточняю тут же во избежание недопонимания.
Он кивает и медленно идёт в мою сторону, приходится встать и помочь ему преодолеть ухабистый и мокрый кусок пути. Пока он усаживается на камень, нечаянно задевает рукой мое оголённое бедро, вздергивает брови, но ничего не говорит. Я сажусь чуть поодаль, но в том же бассейне. Долгое время мы молчим. И это молчание, помноженное на сверкающие брызги прибоя и освежающий ветер, объединяет нас куда больше, чем все слова, сказанные за полтора месяца жизни под одной крышей. Всё плохое остаётся там, за скалами и я не могу надышаться воздухом пропитанным йодом и свободой.
— Я постараюсь сделать тебя счастливой, — вдруг прерывает тишину Кир. — Ты только мне подсказывай, что для этого нужно. В чём-то ты права, мне всего восемнадцать и у меня совершенно нет опыта в ухаживаниях и совместной жизни. Но я готов учиться.
Он поворачивается ко мне лицом, словно хочет увидеть. Ждёт ответа.
— Кир, — так не хочется снова ругаться. — Я с радостью приму твою дружбу, но вот ухаживать за мной не надо. Подожди, не обижайся. Ты же всё знаешь. Да и к чему тебе я? По сути, мы едва знакомы. Чужие люди.
— А если я не хочу, чтобы мы были чужими? — он явно манипулирует мной, этот грустный тон из кого угодно вышибет слезу.
Закрываю глаза. Как же с ним сложно. В этот момент он одним слитным движением пересекает бассейн, вздёргивает меня на ноги и целует. Его губы, твёрдые и нежные, захватывают мой рот. В первую секунду я теряюсь, но затем стараюсь увернуться. Он же крепко обхватывает одной рукой мой затылок, второй прижимает к себе за талию. Свободной рукой стучу его по плечу, извиваюсь в попытке вырваться, но его руки словно стальные канаты. И, похоже, чем больше я вырываюсь, тем больше он заводится. Осознав это, расслабляюсь, перестаю трепыхаться. Но и отвечать на поцелуй не намерена. Впрочем, он прерывает его сам.
— Ты как наваждение, — шепчет мне прямо в губы. А я просто стою и жду, когда же он меня отпустит. — Дай мне шанс. Один. Обещаю, больше так не делать. Только, если сама захочешь.
И столько в его голосе отчаяния. Это рвёт сердце. Но и согласиться я не могу, ни к чему питать ложные надежды. Поэтому просто качаю головой. Кир прижимает меня к себе еще крепче, словно боится, что я исчезну, стоит лишь отпустить. Хотя так и есть, я выжидаю момент, чтобы рвануть прочь.
— Я не отступлюсь.
И мне нечего на это сказать. И некуда сбежать. Горько вздыхаю. Мы стоим так еще какое-то время. Поездка безвозвратно испорчена, никаким умиротворением больше и не пахнет. И самое паршивое, что я больше не могу с чистой совестью сказать, что мне неприятны его объятия. Потому что это не так, совсем не так. Кир невесомо целует меня в висок, наконец, выпускает из кольца своих рук и говорит: «Поехали домой».
КИРАМ
Идея с пляжем дивов пришла в голову спонтанно сегодня утром, до этого я планировал отвезти мою девочку на городской пляж, на котором мы были в один из первых наших совместных дней. Но так интереснее. Я и сам соскучился по этому месту, в детстве любил бывать здесь. Есть в нашем с отцом тайном уголке какая-то неподдающаяся описанию магия. К тому же здесь Мари сможет раздеться, знаю прекрасно, что её тяготит необходимость носить абайю и никаб, особенно никаб. Мне тоже не нравится, хочу иметь возможность целовать её в любой момент. Не то чтобы она мне это разрешала. Но разрешит. Удивляюсь, когда она предлагает окунуть ноги в воду, словно мы маленькие дети, но почему бы и нет? Тем более, если это подразумевает, что она будет прикасаться ко мне. Когда помогает сесть на камни, я случайно задеваю её ногу, и по пальцам словно пробегает электрический разряд — она и платье сняла? Не стесняется меня совсем? Зря.
Опять срываюсь и пересекаю все мыслимые границы. Мне не нужна твоя дружба, Мари. Точнее нужна, но не только дружба. Этого мало, хочу тебя всю. Рядом с тобой мне сложно оставаться трезвомыслящим человеком. И Мари, по крайней мере, перестаёт рваться из моих рук, хоть и не отвечает на поцелуй. А я тону в ощущениях — её мягкие и податливые губы словно созданы для меня, хочется прикасаться к ним снова и снова. Но я не углубляю, а напротив, заканчиваю поцелуй, надо приучать её к себе постепенно. И мне жаль, что она всё же не сняла платье, ощутить её кожу под ладонями было бы волшебно. Один бог знает, как нелегко мне выпустить мою девочку из рук.
Мы едем домой, и она снова молчит. Опять сейчас напридумывает глупостей. Почему с женщинами так сложно? Особенно с теми, что не воспитаны в наших традициях. Поэтому я спешу нарушить тишину в салоне. Предлагаю включить что-нибудь послушать с её планшета. Понял уже, что музыка её успокаивает. Заодно выясню, что она сейчас чувствует. Не знаю, как у других девушек, а у моей по плэйлисту сразу понятно, злится она, грустит или ей весело. Она останавливается на обочине, подключает планшет к бортовому компьютеру и запускает что-то мелодичное и нежное. Салон заполняют тягучие звуки, настраивающие на релакс, и я понимаю, что Мари на меня не сердится. В ином случае включила бы что-нибудь рвущее уши на части, с грохотом барабанов и дикими криками
