Черниговскую землю лишь в середине XII в., и это ретроспективно свидетельствует о том, что оно не входило в ядро изучаемой территории.
Обращает на себя внимание расположение основных, известных по Повести городов территориального ядра — ни один из них не является географическим центром этой территории: Сновск стоял на границе черниговских полян и западных северян, Стародуб — близ северной границы «Русской земли» по соседству с восточными северянами и вятичами. Линии Чернигов — Сновск — Стародуб и Чернигов — Сновск — Новгород как бы указывают основное направление распространения политической власти Чернигова. Очевидно, эти города были форпостами государственного освоения пограничных областей радимичей и вятичей (Стародуб), вятичей и восточных северян (Новгород-Северский), так же как Сновск был ранее форпостом освоения территории западных северян.
Территории «племен», как правило, осваивались из двух или трех центров, что убедительно доказано на общерусском материале А.Н. Насоновым. Именно поэтому они оказались поделенными между различными княжествами. Это в свою очередь свидетельствует о том, что завершающий этап государственного освоения достаточно отстоял по времени от включения «племен» в состав Киевской Руси.
Соотношение земель племенных союзов (радимичских, вятичских, северянских и др.) с государственной территорией Черниговской земли является очень важной частью общей проблемы соотношения племенной и государственной территорий, тесно связанной с изучением феодальной раздробленности в древней Руси.
Классификация материалов древнерусских курганных захоронений и соотношение их ареалов с летописными известиями о расселении восточнославянских племен, предпринятые А.А. Спицыным и разработанные для отдельных племен в трудах А.В. Арциховского и Б.А. Рыбакова[263], вызвали еще в конце 30-х годов возражения со стороны П.Н. Третьякова. Основная трудность заключается в том, что границы «племен» прослеживаются по данным преимущественно XI–XII вв., когда уже формировались «феодальные области»[264]. Строгий критический разбор истории этой проблемы привел И.И. Ляпушкина к подтверждению выводов А.А. Спицына. В результате славянского расселения VI–VII вв. особенности материальной культуры отдельных племен «не только не закреплялись, но должны были стереться. Формирование этнографических особенностей и их закрепление могли происходить лишь в условиях мирной жизни, когда в ходе расселения произошло территориальное обособление этих групп… и у каждой группы стал слагаться свой устойчивый жизненный уклад. Все это могло начаться, по-видимому, сравнительно поздно, не ранее VIII–IX в., и получило свое завершение в X–XI вв.»[265].
Нет оснований для коренной ревизии «племенных» границ, выявленных археологически, ибо в IX–X вв., когда формировались специфические этнографические признаки, «племенные» территории были в силу социально-экономических причин еще обособленны, замкнуты, на «их распространялась лишь дань. Государственное влияние было значительным лишь в центрах освоения этих своего рода провинций «Русской земли». Возможна также и некоторая местная негативная реакция на господство Киева, способствовавшая устойчивости этнографических отличительных черт. Ориентировочные границы восточнославянских «племен», определенные по археологическим данным преимущественно XI–XII вв., можно признать отражающими в основном и состояние территории на X в.
При сопоставлении карты «племен», вошедших в состав Черниговского княжества, с его границами XII в. видно, что территория княжества включала в себя около половины известных восточнославянских племенных союзов: полян, северян, вятичей, радимичей, дреговичей. Однако ни один из них не вошел в эти пределы полностью. За границей изучаемой территории остались, например, вятичи Москвы, радимичи Прупоя (Пещанцы), минские и туровские дреговичи и т. д. (рис. 1). «Этническая» карта Черниговской земли, таким образом, убедительно противоречит мнению исследователей, считающих, что именно по рубежам племенных союзов раскололась Русь в XII в.[266] Ликвидация этих рубежей была наиболее ярким проявлением завершения формирования феодальной государственной территории. Нельзя согласиться и с тем, что «начало раздробленности было положено распадом пришедших на Днепр славян на отдельные союзы племен»[267]. Подобное мнение высказывалось в XIX в. Н.И. Надеждиным, М.П. Погодиным и рядом других историков. Еще В.И. Сергеевич привел ряд фактов, убедительно опровергающих эту точку зрения[268].
Для X в. рассмотренные выше факты свидетельствуют о процессе политической консолидации «Русской земли» и активном участии левобережной знати в подчинении киевскими князьями территорий восточных северян и южных районов земель вятичей и радимичей. Лишь к середине XI в. складываются предпосылки раздела «Русской земли».
На основании летописной статьи 968 г., относящейся к Древнейшему своду, А.Н. Насонов справедливо отрицал существование в Чернигове второй половины X в. княжеского стола и тем более князя, подобного древлянскому Малу или вятичскому Ходоте[269]. В рассказе 968 г. об осаде Киева печенегами (в отсутствие Святослава Игоревича) приводятся слова воеводы Претича, свидетельствующие о том, что левобережные дружины непосредственно подчинялись киевскому князю и обязаны были защитить Киев и выручить княгиню Ольгу с внуками: «…аще ли сего не створимъ, погубити ны имать Святославъ»[270].
Рис. 1. Племенные и государственные границы Черниговской земли
1 — центры земель-княжений XI–XII вв.
2 — крупные города
3 — прочие населенные пункты (в Черниговской земле обозначены города, упомянутые в «Повести временных лет», т. е. до 1118 г.)
4 — границы племенных союзов восточных славян по археологическим данным
5 — предполагаемые границы западных северян в середине IX — середине X в.
6 — границы области полян или Руси конца X–XII вв. (по И.П. Русановой)
7 — границы «Русской земли» сере дины IX–XII вв. (по А.Н. Насонову)
8 — юго-западные границы области 2-го периода (833–900 гг.) распространения диргема (по В.Л. Янину)
9 — границы Черниговской земли в середине XII в.
Источники не содержат сведений о борьбе левобережной местной знати X в. с киевским князем. Зная полянскую принадлежность Чернигова второй половины X в. и то, что Полянская династия была уничтожена до X в., нельзя предполагать правление в этом городе князя местной династии. Чернигов входил в состав «Русской земли» и, судя по более раннему, в сравнении с древлянской территорией, появлению «полянского» обряда в восточносеверянской земле, опережал древлян в социальном развитии. Продолжая сравнение с древлянской землей, нельзя полностью отрицать возможность существования княжеского стола (новой, не местной традиции) в Чернигове первой половины X в. (до 968 г.), ибо известно, что после «уставлення» земли древлян, там в Овруче существовал новый княжеский стол, занимаемый Олегом Святославичем (970–977 гг.)[271]. Однако неизвестны даже вероятные претенденты из «дома Рюриковичей» на черниговский стол.
Как доказательство существования в середине X в. местных черниговских князей иногда приводятся материалы кургана Черная могила, датируемого византийской монетой 945–959 гг. (раскопки Д.Я. Самоквасова, 1872–1873 гг.). Анализ данных раскопок позволил Б.А. Рыбакову сделать вывод, что общий характер обряда погребения и его инвентаря (величина кургана, расположение его вблизи валов Чернигова X в., наличие одновременно оружия и культовых предметов) свидетельствует о захоронении «одного из неизвестных нам черниговских князей эпохи Святослава»[272]. Однако такой же характер могло
