— Ты только посмотри! — воскликнула Джемма.
Подняв голову, он подошел к шахматной доске, сел и невидящим взглядом посмотрел на фигуры.
— Это контргамбит, который приписывают Джиоко! Но похоже, я его усовершенствовала. Взгляни-ка… — Она принялась так быстро передвигать фигуры на доске, что герцог едва успевал следить за ее движениями. Но все же успевал. И еще он хотел ее.
Жизнь… Вот бы остаться здесь навсегда, рядом с Джеммой! Увидеть ребенка, которого они родят, если ему хватит времени.
— Элайджа… — удивленно проговорила Джемма. Соскользнув с кресла, она села ему на колени. Он уткнулся лицом в ее плечо. От нее исходил аромат роз.
Конечно, он не плакал. Он никогда не плачет. Из его глаз не выкатилось ни слезинки, когда умер отец; не станет он плакать и по поводу собственной смерти.
Однако он обвил рукой талию жены и крепче прижал ее к себе. Уже много лет она не была так близко от него.
Глава 12
Ревелс-Хаус
29 февраля 1784 года
Едва Хонейдью отворил дверь кабинета, Симеон понял: случилось еще что-то. Он опустил перо.
Весть о том, что герцог Козуэй вернулся и намерен оплатить семейные долги, распространилась со скоростью пожара. Казалось, у дверей в комнату прислуги выстроилась в очередь половина Англии, и все эти люди умоляли выделить на рассмотрение их дел хотя бы пять минут и обратить внимание на те счета, которые отказывались оплачивать его отец с матерью. Некоторые из них были выписаны два десятка лет назад.
— Да?
— У нас гость, — объявил Хонейдью.
Стараясь держаться спокойно и уверенно, Симеон выпрямился в ожидании разгневанного кредитора.
— Ее светлость герцогиня Козуэй! — объявил дворецкий.
— Да… — Симеон едва сдержал ругательство. Он вымотался, весь покрылся пылью и уже не мог вдыхать отвратительную вонь из уборной, проникавшую в кабинет даже при закрытых дверях. Исидоре будет достаточно одного взгляда на герцогский дворец, чтобы завтра же потребовать аннулирования брака. Впрочем, с определенной точки зрения это даже неплохо.
Хонейдью теперь держался более дружелюбно и даже перестал давать Симеону советы относительно его платья и манер. Однако на этот раз он явно не мог промолчать:
— Если вы хотите…
Симеон поднял на него глаза, и дворецкий оборвал свою речь. Наверняка Исидора ждет, что он появится в парике и жилете, застегнутом на все пуговицы. И еще скорее всего она предполагает, что Ревелс-Хаус — это благоухающее свежестью и элегантное жилище.
Герцог одернул камзол и расправил манжеты. Заметив чернильное пятно, он решил не обращать на него внимания. Вот когда он отправится в Лондон с новой женой, тогда и позаботится о галстуке и о том, чтобы манжеты его сорочки были белыми.
— Ее светлость в Желтом салоне, — нервничая, проговорил Хонейдью.
— В Желтом? А где такой?
— Там когда-то были желтые портьеры, — объяснил дворецкий.
— А-а… — протянул Симеон. — Салон прокисшего молока.
На лице дворецкого мелькнуло подобие улыбки.
— Сюда, ваша светлость.
Исидора сидела на диване цвета соломы и смотрела куда-то в сторону. Цвет соломы когда-то был лимонным, заметил про себя Симеон. Исидора походила на яркий бриллиант, засунутый в стог сена. Волосы его жены были такого же цвета, как блестящие перья на грудке ворона, а губы напоминали спелую вишню. Исидора казалась сказочной принцессой из его мальчишеских фантазий, в которых та танцевала перед ним, одетая только в полупрозрачный шарф.
Опустив глаза, Козуэй едва не застонал. До встречи с женой он считал, что научился управлять своим телом и справляться с плотскими желаниями.
Направляясь к ней, Симеон принялся застегивать пуговицы на своем камзоле, начиная снизу.
— Исидора, — заговорил он, пройдя к ней по выцветшему ковру.
Она тут же поднялась с дивана и повернулась к нему. На ней был узкий жакет, надетый поверх застегнутого до горла жилета, а на самой макушке красовалась шляпка, напоминающая улей. У жакета был сочный сливовый цвет; перчатки такого же цвета лежали на диване рядом с ней.
— Герцог, — промолвила она, приседая перед ним в реверансе.
Симеон подошел к ней, но не поклонился. Вместо этого он взял ее за руки и улыбнулся, глядя ей в глаза и сдерживая внезапное желание заключить ее в объятия и похитить у нее поцелуй.
— Какой приятный сюрприз, — промолвил он.
Она улыбнулась ему в ответ.
— Я же говорила тебе, что могу и не дождаться твоего приезда в Лондон, — произнесла она приветливым тоном. — Надеюсь, я тебе не помешала? — Высвободив руки, Исидора села.
Симеон сел рядом с ней. При этом диван под его весом застонал так жалко, что, казалось, он вот-вот развалится.
— Поверь, мне неловко принимать тебя здесь, — заговорил Симеон. — Дом в ужасном состоянии. Например, эта комната…
— Да нет, тут вроде чисто, — вымолвила она, оглядываясь по сторонам.
В салоне и правда было чисто. Хонейдью не выносил грязи, однако у Симеона возникло подозрение, что он до смерти измотал работой горничных, служивших у его матери. Надо как можно скорее перейти к делу.
— Мать уже давно перестала оплачивать счета, — сообщил он. — К тому же она уволила большую часть прислуги…
У Исидоры на лице появилось странное выражение, и он понял, о чем она думает. Зловоние распространялось по комнате с настойчивостью опостылевшего ухажера.
— Она не приказывала чистить уборные, ремонтировать крышу, красить стены, обивать мебель, платить слугам, покрывать соломой дома в деревне…
Исидора прикрыла рукой рот и нос.
— Боже!..
Симеон кивнул:
— Именно поэтому я не приглашал тебя в Ревелс-Хаус. Когда идет дождь и усиливается ветер…
Исидора опустила руку, и, к его облегчению, на ее лице появилась улыбка.
— Когда я впервые увидела тебя, ты выглядел уставшим, — промолвила она. — Сейчас ты выглядишь еще хуже.
— У меня слишком много работы с бумагами, — признался Симеон. — Неоплаченные счета, письма от поверенных… — Он пожал плечами. — Я мало спал…
— У меня большое поместье, и ты — мой муж, Козуэй. Оно твое. Во всяком случае, оно должно было стать твоим давным-давно, да только ты не выражал желания заниматься им, так что за дело взялась я.
Ему стало еще легче на душе.
— Дело в том, что у меня очень много денег. И, как ни странно, у герцогини тоже. Мне не нужна финансовая помощь, но все равно от всего сердца благодарю тебя за предложение, — сказал он.
