с просьбой поискать в округе одинокую лошадь, Трапп направился к замку.
Нужно было вернуться к горгоне, которая к этому времени уже наверняка подобралась к апофеозу пьяной истерики.
Бутылка с бренди открытой стояла на столе, но жидкости в ней не сильно убавилось.
— Кофе? — предложила Гиацинта, когда он вошел. Присев на корточки, она разжигала плиту. — Черт, — зашипела, обжегшись и замахав руками. Водрузив на плиту тяжелую сковороду, она развернулась к Траппу. — Как вы это сделали? — спросила восхищенно. — Вы убили нашего гостя его собственным кинжалом!
Трапп оторопело смотрел на её оживленное лицо. Вполне очевидно, что у Гиацинты не было истерики.
Она взяла его за руку и покрутила кисть в разные стороны.
— Под каким углом вы её вывернули? Это противоречит человеческой анатомии. Научите меня тоже?
— Вы пугающе спокойны.
— Вас же не убили, — пожала она плечами и вернулась к плите. Энергично разбивая в сковороду яйца, Гиацинта философски продолжила: — Как ни крути, жизнь предателей родины полна опасностей.
Она была так красива в эту минуту, со своей простой косичкой и чистым, спокойным лицом, что Траппу ужасно не хотелось продолжать разговор. Хорошо было бы просто позавтракать, любуясь открывающимся в окне пейзажем.
— Дорогая, — с сожалением сказал Трапп, — боюсь, что у меня для вас плохие новости. Наш ночной гость приходил с визитом к вам, а не ко мне.
— Глупости, — отозвалась она решительно. — Никому не нужно меня убивать. Да я этого человека даже не знаю.
— Разумеется, не знаете. Это обычный наемник.
— Так с чего вы решили…
— У него в кармане был карандашный рисунок с вашим изображением.
— Что?
Гиацинта все еще не выглядела испуганной, скорее изумленной и задумчивой.
— Покажите.
— Он весь в крови.
— Да перестаньте, — отмахнулась гематома раздраженно, — я не такая уж и неженка.
— Совсем не неженка, — согласился Трапп и неохотно положил на стол изрядно потрепанный рисунок.
Она брезгливо взглянула на него и побелела.
Это произошло так стремительно, как будто кто-то опрокинул на неё ведро с белой краской.
Губы у Гиацинты затряслись, а в темных глазах появился ужас. Быстрыми рваными движениями разглаживая рисунок, она словно бы пыталась стереть с него уверенные грифельные линии.
— Что случилось? Гиацинта, посмотрите на меня. Объясните понятно, от чего вас так пробрало?
Он обхватил её лицо руками, и она стиснула его запястья мертвой хваткой. Заговорить смогла не сразу, потому что зубы стучали друг о друга.
— Художник…
— Вы знаете, кто нарисовал этот рисунок?
Она закивала, и из глаз её хлынул бурный поток слез. Их было так много, что они обжигали его ладони и стекали вниз, под манжеты рубашки.
— Господи боже, вы нас утопите. Кто это, Гиацинта?
— А-а-а-а… Антуан!
И она без сил опустилась на табурет, уронив голову на стол.
— Антуан — ваш старший брат Антуан? Гиацинта, послушайте меня. Да посмотрите же вы на меня… Дышите. То, что он нарисовал этот рисунок, вовсе не обязательно значит, что это он стоит за покушением на вас. Кто знает, при каких обстоятельствах и с какими целями был выполнен этот набросок.
Она подняла голову, и столько в её лице появилось слепой надежды, что почему-то Траппу стало больно от этого.
— Правда? — спросила она, размазывая слезы по лицу. Потом дернула носом. — Да мы же горим!
— Зато не тонем, — воскликнул Трапп и бросился к плите.
Черный едкий дым поднимался вверх от обугленных яиц.
— Кажется, мы остались без завтрака. Почему бы вам не разбудить Пэгги или Аврору, из нас с вами кулинары так себе… Гиацинта, вы уверены, что это рука Антуана?
— Посмотрите прорисовку глаз. И вот эти завитушки. У него рука как будто обрывается… — горгона водила пальцем по рисунку и говорила словно сама с собой. — И он всегда меня рисовал с этими звездочками в волосах. И всегда злился, что я люблю Джереми больше. Антуан считал, что я вечно мечтаю о всякой чепухе… Что в моей голове несбыточные фантазии. Антуан должен быть в столице сейчас. Мы найдем его и спросим, что все это значит, правда?
— Правда, — отозвался Трапп.
В своем письме к Джереми горгона призывала его воспользоваться хлыстом или кнутом, чтобы противостоять кому-то.
Кому?
Их отцу?
Если фамилия Джереми была Бригс, означало ли это, что и фамилия Гиацинты была такой же, а вовсе не Де Ла Круа-Минор?
— Спасибо, — Гиацинта поднялась и поцеловала его в подбородок, — что спасли мою жизнь.
— Я спасал свою. Вам просто повезло, что вы оказались за моей спиной.
— Так и было задумано, и теперь я от вас ни на шаг не отойду.
— Господи, помилуй.
В кухню ворвались Аврора с Пэгги, причитая и охая над тем, что госпожа встала так рано и сама была вынуждена готовить себе завтрак.
Равнодушная и властная, Гиацинта лишь отмахнулась от них.
— Накройте нам пикник у озера, — попросил Трапп.
Горгона вскинула брови.
— Пикник у озера? Внезапный приступ романтизма, Бенедикт? — ехидно спросила она.
— И я умоляю вас, — Трапп поднес к губам руку горгоны, — наденьте что-нибудь открытое и обойдитесь в этот раз без белил и мушек.
Она изумленно моргнула, потом скептически хмыкнула, потом кивнула.
— Что вы делаете?
Горгулья вцепилась в свою шляпу обеими руками.
Трапп непреклонно стянул с её головы широкополый предмет гардероба.
— И зонтик отдайте.
— Вы решили меня изуродовать?
Гиацинта была в такой ярости, что её грудь снова вздымалась, из низкого декольте выглядывали краешки розовых сосков.
— Прекрасно, — решил Трапп, развалившись на траве. — И перчатки не забудьте снять.
— Может, мне совсем раздеться?
— Правда? Вы не против?
Она сердито кинула в него перчатками.
— Спасибо, дорогая. Вы отлично выглядите. Если нам повезет, то к обеду обзаведетесь веснушками.
— Веснушками?! — охнула гематома, прижимая ладони к щекам.
Он засмеялся и потянулся к очередному бутерброду.
— Пожалуйста, — попросил мягко, — не гневайтесь так бурно. Я могу ослепнуть от этих пейзажей. Кстати, мне кажется, что холмы от бесконечного голодания малость просели.
Она раздраженно подернула лиф, продолжая сверлить его взглядом.
— И к чему всё это?
— Маскировка. В столицу отправится богатая пожилая дама, её компаньонка, служанка, кухарка и грум. Вы можете выбрать между компанькой и кухаркой, но я бы посоветовал служанку. Для кухарки вы слишком тощая. Как вы думаете, мы что-нибудь сможем сделать с вашей осанкой? Удачно сложилось, что вам идут чепчики.
Горгона сдвинула брови.
Вместо новой вспышки гнева снова пришел на помощь холодный расчет.
Тщеславие отступало перед выгодой.
— Годится, — кивнула она. — Как вы уговорили эту старуху покинуть родное болото?
— О, — легко отозвался генерал, — Эухения всегда мечтала повидать мир.
— А карета?
— Карета будет готова через пять дней.
