острым. Националисты сперва злились и угрожали, но стойкость, рассудительность и логика неопровержимых доказательств партизанского представителя сыграли свою роль. Некоторые претензии бандеровцев Шумейко принял сразу же, в отношении других обещал посоветоваться с командованием, а остальные дипломатично отбросил как неприемлемые. Наконец Шумейко удалось достичь желаемых результатов.
На другой день националисты сняли оборону, и партизаны, быстро построив переправу, двинулись через Горынь. Навстречу им вышла почти вся Звиздивка.
— Ну и широкий же кругозор у нашего комиссара! — увидев на улицах крестьян, восторженно произнес политрук Хоменко. — Воевать — это, оказывается, не только уметь стрелять, надо быть еще и хорошим политиком!
На первом же привале после переправы через Горынь Руднев записал в своем дневнике: «Наша дипломатия окончилась победой без крови. Все население осталось в селе и вышло на улицу. Это была колоссальная политическая победа… Население, видя наше вооружение и количество людей, было в восторге. Слышались возгласы: «Вот это партизаны!»
Наши бойцы раздавали листовки. Этот успех дался тяжело, особенно для меня… Но мы победили. Мы переправились без жертв. Пусть фашисты бесятся. Свои политические цели мы знаем. Наша бескровная дипломатическая победа является блистательным маневром».
Борьба за вершины
1
После нескольких жестоких схваток с партизанскими батальонами оккупанты поняли, что в их глубоком тылу действуют не разрозненные отряды парашютистов, а сильное своей организованностью и мобильностью крупное партизанское соединение, упорно рвущееся на юго-запад. Для прикрытия переправ на Днестре и Дрогобычского нефтяного района они сняли с идущих на фронт эшелонов два эсэсовских полка и бросили их на партизан. Однако эсэсовцы не смогли задержать продвижения ковпаковцев.
19 июля 1943 года партизаны Ковпака — Руднева, идущие разведчиками и ударной силой партизанского движения всей непокоренной Украины, в селе Маняве открыли ворота в Карпаты, чтобы вслед за ними туда пришли другие соединения, а потом и части Красной Армии — освободительницы.
…Высота 936 за Манявой — первая гора, на которой после длительного похода остановились в Карпатах партизаны. Взоры их устремились на огромное плоскогорье, густо усеянное нефтяными вышками.
Вечером туда были посланы боевые группы, и черная карпатская ночь огласилась выстрелами и взрывами. Падали от партизанских пуль и гранат фашисты, валились ажурные нефтевышки, высоко выбрасывая фонтаны горящей нефти. Со взрывами на Битковских промыслах перекликались взрывы с противоположной стороны плоскогорья. То третий батальон во главе с Матющенко и комиссаром Фесенко уничтожал нефтяные вышки под Яблунькой, озокеритные шахты и резервуары с горючим под Кричкой. А когда над горами забрезжил рассвет и диверсионная группа во главе с Михайлом Павловским и Яковом Паниным собиралась отходить из Виткова, из-за скалы к партизанам вышел человек в пропахшей нефтью рабочей одежде.
— Паны-товарищи, эруште тутка! — показал незнакомец на еле заметный бугорок, заросший высокой травкой.
— Для нас, товарищ, взрывчатка — дороже золота, — приблизился к рабочему минер Абрамов, — и мы не собираемся подрывать все скалы в Карпатах.
— Э-э-э-э, если пан-товарищ ничего не понимает, то пусть послушает, что здесь под землей делается, — стоял на своем гуцул.
Догадливый Павловский приник ухом к земле, будто хотел выслушать ее больное сердце, и воскликнул радостно:
— Ребятки, гудит! Нефть гудит под землей! А ну закладывайте быстрее взрывчатку!
Через несколько минут от взрыва разверзлась земля, вздрогнули скалы, и на том месте, где показывал незнакомец, огненными брызгами заклокотала нефть…
— Дальше, дальше, товарищи, продвигайтесь, там за горой нефтепровод через речку тянется! — выкрикнул гуцул и так же незаметно исчез, как и появился.
Сколько таких помощников, которые не называли своих фамилий и поэтому так и остались неизвестными, потом приходило к партизанам в Карпатах!
И в то время когда под Курском и Белгородом доблестные советские воины громили отборные фашистские полчища, в глубоком тылу врага запылала карпатская нефть. Эхо раскатистых взрывов в Карпатах перекликалось с отзвуком жестоких боев на Курской дуге.
— Ну, теперь не удержаться вам, фашисты! — говорили партизаны. — Дед Ковпак закурил свою цигарку в Карпатах!
Подводя итоги первых дней борьбы в Прикарпатье, С. В. Руднев записал в дневнике: «С 10 по 20 июля 1943 года… уничтожено 783 солдата и офицера, сбито 2 самолета, уничтожено два 77-мм орудия, 500 снарядов, 139 автомашин, два склада с боеприпасами. Уничтожено 32 нефтевышки с суточным дебитом 48 тонн. Сожгли 565 тонн нефти, 12 тонн бензина. Уничтожили два нефтепровода, 2 нефтеперегонных завода и много другого оборудования, 25 км телефонно-телеграфного провода связи на 42 направлениях, 4 железнодорожных моста длиной 115 погонных метров, 13 шоссейных мостов длиной 1365 метров. Взяты большие трофеи, в том числе 28000 патронов».
Выполнив свою основную задачу — разгром Битковских нефтяных промыслов, соединение перевалило через горный кряж и вышло в долину реки Зеленица, чтобы дать отдых людям и лошадям, которые в течение месяца преодолели нелегкий путь длиной в тысячу километров,
2
…Партизанский лагерь над говорливой горной речушкой жил напряженной боевой жизнью. Штаб подводил итоги первых боев и диверсий в горах. В подразделениях проходили партийные и комсомольские собрания. Руднев, как всегда энергичный, бодрый, успевал побывать везде, приходил в подразделения, навещал раненых. В беседах с партизанами и в выступлениях на собраниях и совещаниях комиссар напомнил, что воевать в горах с каждым днем будет тяжелее и что партизаны должны быть готовы к любым испытаниям и неожиданностям.
— Горы заставляют нас перестраивать тактику борьбы и вождения отрядов, — говорил Семен Васильевич и подгонял хозяйственников побыстрее ковать лошадей, приспосабливать обоз к горным условиям.
В батальонах кипела работа. И здесь на помощь пришли жители гор. Они помогали партизанам переделывать тяжелые и неповоротливые четырехколесные повозки на более удобные для продвижения в горах двуколки, ковали лошадей, вкладывая между подковами и копытами суконные прокладки, ремонтировали обувь, одежду и сбрую.
Солнечным июльским утром Руднев горной тропинкой поднимался в расположение 8-й роты. Вдруг невдалеке послышалась песенка.
«Не иначе как чабан поет, — улыбнулся в пышные усы Семен Васильевич и ускорил шаги. — Ну и певучий же народ — эти гуцулы!» И каким было его удивление, когда невдалеке от тропинки на большом камне увидел не пастуха, а партизана.
— Уже и наши партизаны научились чудесным карпатским песням? — приблизился к парню Руднев.
— Я, товарищ комиссар, есть русин. Карпаты — моя родина. Я вот за тем перевалом родился и вырос, — показал в синь, где за грядою гор возвышался хребет. — По тем вершинам проходит кордон — граница неприступная, — тяжело вздохнул парень. Целые десятилетия этот проклятый кордон надвое наш народ разделяет.
— Постой, постой, — догадался Руднев. — Так ты из тех, что к нам из Старой Гуты пришли?
— Так, товарищ комиссар, Иван Козун моя фамилия.
— Не
