испытывать человек, у животных нет. Их родительское поведение — это лишь инстинкт, действующий совершенно на автомате. Главное у животных — это безусловное реагирование на ключевые стимулы, которое осуществляется как бы само собой. А что конкретно случится с потомством — это вне зоны "интересов" родителя. Если потомство (личинка, яйцо) случайным образом выпадает из осуществляемого инстинктивного акта родительского поведения, то акт этот всё равно будет продолжен до своего полного завершения. Ни о каком родительском "беспокойстве" о потомстве говорить совершенно не приходится. Ни о какой "любви", "заботе" и прочем в таком духе говорить нельзя — у животных есть лишь наборы безусловных рефлексов.
Советский психолог П. Я. Гальперин, рассуждая о механизме врождённого реагирования на ключевой стимул, метко направляет критику на западную зоопсихологию и этологию в связи с попытками последних изучать так называемое "альтруистическое" поведение у некоторых видов животных. Суть этого инстинктивного поведения заключается в том, что в некоторых ситуациях (при нападении хищника, например) особь, столкнувшаяся с опасностью, не впадает в бегство, а принимает "удар" на себя и начинает издавать при этом упреждающие своих сородичей звуки, в результате чего тем удаётся спастись. Вот именно такое "самопожертвование" у некоторых видов западные учёные и прозвали "альтруистическим" поведением. Это, безусловно, близорукое название и критиковалось Гальпериным как пример наивного антропоморфизма. Он логично указывал, что деление поведения на альтруистическое и эгоистическое "предполагает общественную точку зрения, сопоставление своих и чужих интересов. У животных такого сопоставления нет, они действуют лишь под давлением непосредственно испытываемого ими воздействия потребности и внешнего раздражения, независимо от того, кому на пользу идут результаты поведения. Животное реагирует не на чужую беду, а на тот раздражитель, которое испытывает само" (Гальперин, 1998, с. 406).
Всякое альтруистическое поведение в основе своей содержит моральную составляющую, которая, в свою очередь, предполагает право выбора в действиях. "У животных же такого "права" нет", указывает Гальперин (с. 407). И всё это тысячу раз справедливо. "Альтруистическое" поведение животных — это лишь врождённый рефлекс на конкретный раздражитель. Придёт ли кому-то в голову оценивать с позиций морали сужение зрачка под действием яркого света? Или же пателлярный (коленный) рефлекс — когда врач стукает нас молоточком под надколенником, и наша нога автоматически выпрямляется — хватит ли у нас фантазии оценивать это непроизвольное движение собственной ноги с точки зрения какой бы то ни было морали? Вот у западных исследователей фантазии для подобных суждений хватает с избытком.
Самый пик абсурда данного подхода, конечно же, демонстрирует в своей работе "Эгоистичный ген" известный на весь мир зоолог Ричард Докинз, доказывая, что самое главное — это гены. Эта его книга стала мировым бестселлером, была переведена на множество языков. Казалось бы, в связи с этим она должна представлять собой некий кладезь мудрости, и когда начинаешь читать "Эгоистичный ген", то поначалу сохраняешь уверенность, что в данном случае "эгоизм" — это лишь метафора. Но с каждой прочитанной строчкой всё чётче понимаешь, что Докинз ничуть не применяет литературный приём, а утверждает в самом прямом смысле — гены эгоистичны. Он на полном серьёзе говорит об эгоизме генов. Якобы главная задача каждого гена — это размножить себя в максимально большом количестве "оболочек", коими являются тела живых существ, и которые служат лишь для выживания первых. И именно поэтому Докинз с самым серьёзным видом принимается рассуждать об эгоистичности генов. Он прямо пишет: "Я утверждаю, что преобладающим качеством преуспевающего гена должен быть безжалостный эгоизм". Всё это невероятно смешно. Даже известный биолог Б. М. Медников, написавший предисловие к русскому изданию "Эгоистичного гена", пусть и мягко, но всё же замечает: "А может быть, при описании биологических феноменов вообще лучше отказаться от таких терминов, как «альтруизм», «эгоизм» и т. д.?"
Но, тем не менее, подобные абсурдные работы всё равно становятся мировыми бестселлерами и даже потихоньку начинают оседать в школьных программах разных стран. И это беда. Называть гены эгоистичными, означает подразумевать у них желания, потребности и планирование. Собственно, дальше тут комментировать нечего, а впору пустить скупую слезу от осознания того факта, какими простыми ребятами будут наши потомки, если подобная литература продолжит превалировать в мире.
Кстати, на примере этого самого "альтруистического" поведения у животных можно вновь вернуться к вопросу о текстуре и структуре поведения. О его форме и содержании. Как мы видим, у животных истоки этого поведения имеют сугубо биологическую природу, а у человека — социальную, культурную. У животных весь их "альтруизм" чётко пропечатан в генах, а альтруизм же человека — в общественной оценке, в морали. У животных при их "альтруизме" нет ни малейшего выбора — только ключевой раздражитель и безусловнорефлекторная реакция на него, и всё, никакого выбора, как и выпрямление ноги при коленном рефлексе. А вот у человека при его альтруизме выбор есть, и ещё какой. И именно это право выбора и возводит самопожертвование человека в ранг морального подвига, потому что в нём содержится жёсткий волевой момент, борьба мотивов и преодоление себя. Именно эти составляющие и являются собственно альтруизмом. А всё то, что у животных — это инстинкт, безусловный рефлекс. Никакой борьбы мотивов, никакого преодоления себя.
Таким образом, на этом примере можно вновь чётко наблюдать, как неразличение текстуры (формы) поведения с его структурой (содержанием) приводит к отождествлению совершенно разных явлений. То, что с внешней стороны выглядит одинаковым, на деле, по своему внутреннему строению, оказывается совсем иным. Там, где у животного лежит безусловнорефлекторное реагирование, безальтернативное по своей сути, у человека осуществляется невероятное волевое усилие.
Но давайте обратим внимание на один очень важный момент в рассуждениях о псевдоальтруизме животных. Эволюционные психологи в своих попытках доказать наличие инстинктов у человека проделали один фокус, жертвами которого сами же и стали. Зная явление человеческого альтруизма, они усмотрели в поведении животных акты, которые исключительно по внешним признакам (если не вдаваться в структуру) схожи с человеческим альтруизмом. Дальше, следуя своим наивно антропоморфным суждениям, эволюционисты объявляют и животных способными на альтруизм. И вот тут они сами и попадают на удочку своих слабо интеллектуальных экзерсисов. Они вдруг задаются вопросом: если альтруизм встречается уже у животных (который на деле, как мы уже говорили, альтруизмом и не является), значит, альтруизм задан генетически? Значит, и альтруизм человека имеет те же корни? Дальше эволюционисты на полном серьёзе принимаются искать ген альтруизма у человека. Такой абсурдный поворот в своих умозаключениях — дело нередкое в лагере эволюционных психологов и социобиологов.
Изначально приписав исключительно человеческое поведение животным (антропоморфизм), эволюционисты всплеснули руками и воскликнули: выходит, и у человека
