Несмотря на это, мы стараемся при каждом удобном случае написать вам телеграмму. Письма и телеграммы привозят иногда грузовики, которые ездят за припасами, иногда офицеры или ординарцы и штаба дивизии.
Пишу тебе эти подробности, чтобы тебе дать хоть маленькое представление о том, как мы здесь живём. Самого интересного, к сожалению, писать нельзя: место, где мы стоим, что делаем и др. Приходится из всего этого выбирать то, о чём сообщать можно. Третьего дня от нас уехали в Петербург Смецкой – полковник и корнет Кологривов. Мы их просили позвонить вам в Павловск. Наверное, вы пригласите их к завтраку, и они вам всё расскажут.
Вчера от нас уехал поручик Шеншин, у которого умерла мать. Он очень милый – душа нараспашку. Если они почему-то не позвонят в Павловск, то можно узнать всегда у полковых дам все подробности о них.
28 августа.
Вчера и вечером 26-го не имел абсолютно времени продолжать писать. Сейчас узнал, что наш знаменитый Нарцисов – заведующий обозом 2-го разряда – едет в Петербург. (Он – прапорщик.) Об этом мне сказал младший Игнатьев, который умоляет меня просить тебя о том, чтобы устроить возможно скорейшую присылку мотоциклетки для команды связи полка, которой он, Игнатьев, заведует. Эта мотоциклетка страшно нужна. Мой мотор тоже было бы очень хорошо получить, т. к. мы могли бы им пользоваться для подвоза вещей, отвоза писем и даже для связи во время боя. Пожалуйста, устрой, чтобы они приехали вместе, если можно, то под командой Ланге. Игнатьев написал своей матери, чтобы она купила мотоциклетку и, купив её, прислала её в Мраморный. Из Мраморного и мотоциклетку, и мотор, ради Бога, как можно скорее, постарайся выслать на имя Николауса в штаб 1-й армии к Ренненкампфу.
Дорогой Пас, мне очень совестно, что приходится всё время приставать с разными просьбами, но это необходимо.
Самое нужное: 1) заказать для меня (надо сказать Андрею или Калину) тулуп для зимы (форменный) на баране или белке. Игорь такой же заказал в Экономке. Тулупы нужны и для Макарова, Римера, Аверина и Кухара.
2) Одеколон.
Пришли, пожалуйста, табаку для наших взводов.
3) Папиросы.
4) Консервы.
5) Шоколад.
Всё это нужно в большом количестве.
6) Бисквиты.
Пожалуйста, устрой это и пришли.
Нарцисову приказано явиться прямо к тебе в Павловск или Петербург.
Всех обнимаем. Целуем. Тебя, Мама, Татьяну, Георгия, Веру и Дяденьку.
Твой Олег
Было бы хорошо прислать табаку для взвода Гаврилки, Игоря и моего»[69].
«11 сентября 1914 г.
Спасибо за мотоциклетку.
Дорогой мой Пас.
Только что приезжал Николаус и привёз мой автомобиль. Не знаю, как и благодарить вас, наши миссии, за всё, что вы для нас делаете. Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда приходят сюда посылки с тёплыми вещами и разной едой.
Всё моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому – офицеры трогательны! К сожалению, только многие забывают, что нас много, и потому какая-нибудь тысяча папирос расхватывается в одну минуту и расходуется очень-очень скоро. Надо посылать, если можно, то много. У солдат нет табаку и папирос, на что они очень часто жалуются: «Вот бы табачку, аль папирос». Мы живём только надеждой, что скоро на нашем фронте немцы побегут – тогда дело пойдёт к концу. Так хочется их разбить в пух и со спокойной совестью вернуться к вам. А иногда к вам очень тянет. Часто, сидя верхом, я вспоминаю вас и думаю, что вот теперь вы ужинаете или ты читаешь газету, или Мама вышивает. Всё это тут же поверяется взводному, который едет рядом. Взводный мечтает в это время о том, что Бог поможет разбить немцев, а потом скоро придёт время, когда и он, наконец, увидит семью. Такие разговоры с солдатами происходят часто. Иногда очень хочется вас увидать, побыть с вами. Я теперь так сильно чувствую это. И чувствую, и знаю, что вы там далеко вспоминаете нас, стараетесь нам помочь. Это очень нас всех ободряет. Я становлюсь «пипс» и мне стыдно перед товарищами, которые могут заметить, что слёзы у меня навернулись на глаза.
Были дни очень тяжёлые. Одну ночь сплошь мы шли напролёт. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился на бок и просыпался всегда, ко счастию, вовремя.
Самое неприятное – это дождь. Нужны очень бурки, которые больше греют, чем пальто.
Где Костя? Что он? Ничего не знаем. Слыхали и читали у тебя или у Татианы в письме, что его товарищ Аккерман ранен около него. Да хранит его Бог. Все за это время сделались гораздо более набожными, чем раньше. К обедне или ко всенощной ходят все… Церковь полна…
Маленькая подробность – последний раз я ходил в одном и том же белье 14 дней!!! Обоз был далеко, и все офицеры остались без белья, без кухни, без ничего… Варили гусей чуть ли не сами. Я сам зарезал однажды на собрание 20 кур. Это, может быть, противно и гадко, но иначе мы были бы голодны. Никогда в жизни не было у меня такого желания есть, как теперь. Белого хлеба – нет! Иногда и чёрного нет. Сахара очень мало. Иногда чай бывает без сахара. Но на стоянках картина меняется. Тогда мы получаем вдруг шоколад, даже какао и чай, и папиросы, и сахар. Все наедаются, а потом ложатся спать. Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем на 5 минут. Вдруг команда «По коням!». Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая может быть уже дня три не ела овса, и катишь дальше. Расскажи это Климову, которому мы все кланяемся и часто жалеем, что он не с нами. Скажи ему, что Диана сделала подо мной около 1000 верст по Германии, немного хромает на правую переднюю, т. к. случайно растянула связки пута. Иногда хромота проходит. Ей пришлось прыгать в день по сотне канав и каких канав. Идёт она великолепно, и я всегда сам ставлю её в закрытое помещение. Все наши люди здоровы. Передай это, пожалуйста, их семействам. Макаров, Кухар, Аверин получили письма. Макаров – несколько писем. У меня вестовой – столяр Мраморного дворца, шурин Румянцева, маляра. Вот совпадение! Гаврюша и Мачупан – великолепно действуют, вид у них прекрасный!
Обнимаем вас всех. Спасибо за письма. Милому Георгию спасибо от нас, братьев, за иконы. Молитесь за нас. Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу.
Дяденьку и тётю Олю обнимаем.
Твой собственный Олежка»[70].
«26 сентября 1914 г.
10 часов утра
Дорогие Папа и Мама.
Мы сидим в фольварке в
