нового ищешь, да пока не нашёл, так как город чужой, народа здешнего ты не знаешь, а без рекомендаций брать никого не хочешь, так как опять же все воры вокруг.
— Вот эдакий вы ловкий, экселенц, — восхитился Фриц Ламме, — вот на всё у вас уже ответ готов, про что ни спроси. Ну ладно, куплю мула с седлом, а дальше что?
— Потом езжай на Собачью улицу, купи чашу, только торгуйся.
— Ага, поторгуюсь, а дальше?
— Дальше с кубком езжай уже по делу. Фехтшуле «Непорочной девы». Зайдёшь, спросишь, кто тут старший, а как ответят тебе, сообщишь, что приезжий купец, имя своё прекрасное назовёшь и скажешь, что желаешь провести турнир.
— И всё?
Волков поднялся со стула.
— И всё, дальше тебя как рекой понесёт. Как уговоришься с мастерами в школе, так иди к герольдам, заплати им, чтобы оповестили город про твой турнир. Вот и всё… Дел-то…
— Уж так не говорите…, — всё ещё волновался Фриц Ламме.
— Ладно, пора мне, — барон похлопал по мешку с серебром, — деньги с собой бери, тут не оставляй, как разойдутся, я еще занесу.
— Экселенц? — Сыч вытаращил на него глаза. — Вы, что, уходите уже?
— Время уже за полночь, а у меня ещё дела. Не до утра же мне у тебя тут сидеть.
— У меня столько вопросов к вам, экселенц… Дело-то непростое.
Волков уже не слушал его, но решил всё ещё раз повторить:
— Не забудь: встанешь пораньше, поедешь купишь себе мула, позавтракаешь и поедешь на нём за чашей, торгуйся за неё как следует, торгаш — знатный сквалыга будет, сразу не уступит; а уже с нею поедешь в школу и там обо всём договоришься. Не бойся, ты же Фердинанд Константин Зальцер, торговец ячменём, лесом и углём из Фринланда, а не какой-нибудь Фриц Ламме из Эшбахта, у тебя всё получится. Главное, не забудь настоять, чтобы все судьи на турнире были истинной веры.
— Уж попробую не позабыть…, — сомневался, вздыхал и крестился Сыч. — Ну, дай-то Бог. Дай-то Бог.
А Волков сделал то, что делал очень редко — он протянул своему верному помощнику руку:
— У тебя всё должно получиться, Фриц Ламме. Другого пути у нас просто нет.
— Да я уже понял, уж постараюсь, — отвечал Сыч, вставая и крепко пожимая руку господина. — А когда теперь встретимся?
— Завтра же в это время и приеду, жди меня, откроешь сам, чтобы хозяйка меня не видела.
* * *
Ночь-не ночь, а дела сами себя не сделают. И как всегда: в сытые и спокойные дни сон к нему мог не идти до полуночи, а тут — на тебе — и навалилась усталость, как раз когда время пришло действовать.
Приехал в казармы, а там, несмотря на ночь, веселье: прямо в караульной вино рекой, а за главного за большим столом восседал не кто иной, как полковник Игнасио Роха. С ним за столом пьянствовали ещё два ротмистра и один старый сержант Шеторд из Эшбахта, знакомый барону ещё по кампании против горцев. Все были изрядно пьяны и веселились от души. Ну, кроме сержанта, который, как увидал генерала, так сразу стал серьёзным, несмотря на хмель.
— О, господни генерал, — Роха встал с лавки и едва не повалился на пол, чудом устоял на своей деревяшке. Он радушно распахнул объятья. — Друг мой, давай выпьем, — он тут же обернулся к своим собутыльникам. — Скажу я вам, господа, что господин генерал… ого какой… не дурак выпить! Я его ещё молодым помню! Ох и проворен был наш генерал. Ох и проворен…
— Что ты несёшь, чёртов пьяница?! — разозлился на старого товарища генерал. Он ночь не спал, дела в городе шли к опасному концу, нужно было срочно что-то предпринимать, а эти олухи от ленивой казарменной жизни стали пить по ночам. Странно, что ещё девок не приволокли в расположение. — Что ты тут устроил, старый мерзавец?!
— А что такого? — искренне удивляется полковник.
— Убирайтесь все отсюда! — рявкнул Волков, он оборачивается к людям, приехавшим с ним. — Хенрик, найдите мне капитана Вилли.
— Фолькоф, — идиот Роха ещё и усугубляет положение, при всех так нагло фамильярничая с генералом. — Что ты в самом деле взъелся? Ребята сели немного выпить, что тут такого?
— Уберите его отсюда! — орёт генерал, и пара солдат буквально силой, под руки, уволакивает полковника из караульной, хотя тот всё бубнит и что-то пытается объяснить генералу.
Волков же садится за стол и смахивает с него на пол объедки, отставляет от себя глиняные стаканы с остатками крепкого вина. Кажется, это портвейн.
Возвращается Хенрик и докладывает:
— Капитан Вилли сегодня ночует не в казарме.
— Вот как? У него, что, так много денег, что он может позволить себе квартиру в этом дорогом городе? — раздраженно спрашивает генерал.
— Да нет, он завёл себе бабёнку, — отвечает фон Флюген и улыбается. — У неё и спит.
Хенрик смотрит на юнца с раздражением, кажется, он хочет влепить ему затрещину: не болтай лишнего, дурак!
Но слова уже сказаны. От злости у генерала перекосило лицо, он смотрит на Хенрика и выговаривает тому:
— Найдите мне любого трезвого офицера! Немедленно! — и прежде, чем оруженосец ушёл, успевает добавить: — И ещё Вайзингера, он должен был ждать меня тут.
Но как раз хранителя имущества герцога искать не пришлось.
— Я здесь, господин генерал, — произнёс тот за спиной у Волкова.
Хельмут Вайзингер был заспан, а костюм его был помят; видно, в пирушке он не участвовал, а спал где-то рядом и от шума проснулся и пришёл в караулку.
— А, вы тут? — Волков чуть успокаивается. Показывает хранителю имущества на лавку рядом с собой. — Идите сюда, садитесь.
— Да, господин генерал, — Вайзингер садится на указанное место. — Спасибо.
Волков смотрит на него внимательно, а потом вдруг спрашивает:
— Послушайте, Вайзингер, вы говорили, что у вас тут семья, дети… А у вас тут есть какое-нибудь имущество? Я имею в виду недвижимость.
Несколько секунд пройдоха не отвечает, думает, что сказать, а генералу его ответ уже и не нужен. Ему всё ясно — если бы ничего не было, хранитель ответил бы сразу: нет я снимаю жильё. Поэтому Волков продолжает:
— Значит, что-то
