— Да. Спасибо. Ты не он. Все неправда. Спасибо. Я сейчас буду в порядке. Немного переоценила себя. Но уже справлюсь.
Час от часу не легче. Что еще за «не он»?!
Не знаю пока. Но уже уверен: когда узнаю, первым делом выпущу кишки. Да, она не мой Ма… не член моей стаи, что бы там себе ни придумал сэвен. Но девушки в принципе не должны так бояться. И если какой-то загадочный «он» довел Лали до этого состояния — этот человек однозначно не должен выжить.
Правда, сейчас совсем не время выяснять, кого нужно потрошить первым. Но у меня хорошая память, я не забуду.
Окружающий нас город меня приятно удивил. Если честно, я ожидал еще один пейзаж, похожий на глобальную свалку. Но в Перепечках, как называла их Лали, было относительно чисто и странно разнообразно. Городок представлял собой смесь множества разных стилей и построек, как будто аборигены всей планеты собрались в одном месте и создали «кто во что горазд и как привыкли». На кривых и непредсказуемо разветвляющихся улочках по соседству с круглыми домиками-землянками можно было увидеть длинные кирпичные коробки, а приличные по земным меркам небоскребы из мутного стекла соседствовали с деревянными шалашами, покрытыми старыми тканями.
Жители тоже отличались от обычного населения той же Горгонзолы. Во всяком случае, внешне и на первый взгляд. Во-первых, их было больше и по улицам они передвигались свободнее. Во-вторых, одежда и лица — чище. Хотя… в переулке, мимо которого мы проезжали, мелькнула неумытая детская мордочка. Мелькнула и пропала так быстро, что, не будь у меня натренированного прежней жизнью чутья, не заметил бы.
Все понятно. Все то же самое. За чистеньким фасадом скрывается очень много разного и всякого. Особенно возле рынка, расположенного почти в самом центре Перепечек, между двумя стеклянными башнями и длинным кривоватым сараем с дырявой крышей.
Предсказуемо, что почти с самой окраины за медленно едущим антигравом собралась целая толпа самого разного народа. Все глазели на куцыра… тьфу, на сэвена. Потом на зеркальные узоры по кожуху (самые наглые норовили пощупать), потом на Лали (и ледяные пальцы сжимались сильнее). И в самую последнюю очередь — на меня.
Вот после этого последнего взгляда все сразу вдруг вспоминали о том, что воспитанные люди не таращатся с таким беспардонным любопытством на незнакомцев. И вообще, у них свои дела есть. Где-то в другом месте, а то и на другой стороне планеты.
Не зря же я посмотрел самую тошнотную порнуху в своей жизни. И из собственного невеселого опыта пребывания в лаборатории кое-что вспомнил. Так что в мою принадлежность к породе здешних артефактов поверили все.
Кстати, забыл упомянуть. Нарядили мы не только Лали, но и меня. А потому сейчас, для пущего эффекта, на моей голове красовались самые настоящие рога местного доисторического ящера. А на оборотной стороне ладони перчатки «прикрывали» несколько чешуек. Ну и прочие «чехлы», принесенные Крыксом, оказались весьма необычными. Действительно сами подстроились по фигуре, эффектно облегая в нужных местах и сдержанно имитируя узор шкуры все того же ящера.
— А этот лысый, он кто? — Я и правда не стал прожигать взглядом того персонажа, на которого едва заметно кивнула Лали. Придвинувшись как можно ближе к ней, я создал для всех окружающих иллюзию интимного перешептывания. — Скупщик? Работорговец?
— Нет. Сплетник, — едва слышно ответила уже заметно оттаявшая девушка. — В смысле, дядька Жук — самый болтливый язык в Перепечках, знает все новости от донышка до крышки и никогда не треплется зря. Вот он нам и инфу по твоим детям может дать, если она в природе существует, и скупщика подскажет… и лишнего не ляпнет потом.
— Тебе не кажется, что это несколько противоречит одно другому? — искренне удивился я.
— Кажется. Но кто ж виноват, что оно так и есть?
Глава 22
Лали
Трусы со стразами и платье до одного места я перенесла нормально. Скорее, просто удивилась таким нарядам. Каблуки зашли хуже, но чисто с практической точки зрения — в такой обуви, по меткому выражению братана, можно только лежать. Даже сидеть неудобно, не то что стоять, ходить или, не дай мра, бежать.
И до самых Перепечек все было терпимо. А вот в городе меня неожиданно накрыло. Наверное, взгляды из толпы спровоцировали — оценивающие, липкие и… всякие, короче.
Главное — сама виновата. Точнее, не виновата, а… сложно все.
Сначала вспомнило тело. Оно само начало двигаться, дышать, держать спину, контролировать поворот головы и выражение лица. Как учили, как вбивали, как вошло в кровь, в плоть и в кости. Хотя забылось, казалось, раз и навсегда. Это забвение пришло вместе с выдранной зубами свободой. Но как оказалось, не навсегда…
Ощущения тела оказались коварны: запустили какую-то неведомую химию в мозгу — и меня накрыло. Словно я опять на том проклятом пятачке освещенного пространства, а из темноты смотрит ОН. Смотрит, выбирает момент.
Глупый, но успокаивающий шепот Меза вывел меня из этого состояния, словно рывком за руку выдернул из той самой темноты, в которой скрывался «хозяин».
Он так сам себя называл. И меня заставлял. Хозяин, или господин, или еще что-нибудь в том же духе. На самом деле, конечно, никаким хозяином и артефактом он не был. Точнее, кровь имел, как и звериные повадки прежних повелителей жизни. Но вот силы и сожранных душ ему не перепало. Боялся он души жрать, и правильно — сдох бы сразу. Зато ломать, корежить и топтать эти самые души вместе с телами он умел и умением своим наслаждался сполна.
Тьфу, забыла же! Забыла, стерла, зачеркнула к чернухам. И не собираюсь позволять мрази из прошлого ломать меня в настоящем.
— Уф-ф-ф… прости. — Я еще раз извинилась перед Мезом и, мысленно плюнув на все, прислонилась к нему плечом, спиной, а потом и вовсе почти растеклась по нему, жадно впитывая успокаивающее тепло чужого тела. — Все, я совсем в порядке. Дядька Жук будет ждать нас в «Ржавом сапоге» через мицик, я ему сигнал дала. Кажется, только этот старый пройдоха меня и узнал в таком виде.
— И как ты объяснишь ему свое состояние? Он не ринется спасать тебя от злобного хозяина? — Гость прижал меня ближе и положил подбородок на плечо.
— Да ему на нас нас… наплевать, — поправилась я, мысленно падая в обморок и одновременно корчась от смеха над самой собой — это я, да? Я сейчас взяла руки своего спутника и сама положила их себе на талию? Причем это не жест маскировки или притворства. Мне и правда этого хотелось. — Спасать он кинется, ага. Скорее, поздравит и даже позавидует, решит, что я неплохо устроилась. Он давно мне предлагал продать кому-нибудь «свою упругую задницу» и не заниматься неподходящей для девки работой. Что, впрочем, не мешало старому хрычу волочь свой хлам на ремонт именно в мою нору. На этой почве у нас с хрычом вполне себе неплохие отношения, и Жук не станет кочевряжиться на предмет «я не такой, я жду космолет», когда мы закажем у него информацию.
— Господин! — внезапно прервали нас, и под ноги куцыру кинулась какая-то потрепанная женщина. — Господин! Хозяин! Купите ребенка!
