нравится мысль о том, что его любовница работает моделью в Европе. Это заставляет его чувствовать себя космополитом, молодым и мужественным, я полагаю. Я не спрашивал; я просто воспользовался возможностью».
Тарек сказал: «Очевидно, если бы он думал, что у тебя есть хоть какой-то шанс сбежать, он бы тебя не отпустил».
Медленно моргнув и посмотрев с неподдельным удивлением, испанка сказала: «Бежать? Как я вообще могу сбежать?»
Бьянка заметила то же недоуменное выражение на лицах двоих за столом, что и у нее самой, но в дальнем углу комнаты мужчина, который сидел один в темноте, никак не отреагировал.
«И как ты думаешь, что я знаю такого, что поможет твоему делу?»
Рима указала на мужчину в углу. «Это месье Воланд. Он бывший сотрудник французской разведки, и сейчас он работает с нами. Он хочет получить информацию о поездке, которую вы совершили с Ахмедом в прошлом месяце в Тегеран».
Бьянка ничего не сказала.
«Вы оба встречались с Верховным лидером Ирана в полной тайне. Французы знают об этом, потому что у них есть агент в иранском правительстве, но у них нет способа доказать, что встреча имела место».
Тарек заговорил. «Ты будешь этим доказательством, Бьянка».
«Какое это имеет значение? Меня не было на самой встрече, я не знаю, что обсуждалось».
«Ахмед провел поездку тайно, потому что он не мог позволить своим русским хозяевам узнать, что он работает с высшими эшелонами в Иране. Он хочет ввести больше иранских военных в свою страну, предоставить им постоянные базы, ослабить власть, которую русские имеют над ним. Теперь, когда война подходит к концу, Ахмед ведет тайные переговоры с шиитами. Если вы обнародуете подробности поездки, чтобы встретиться с Верховным лидером, тогда русские узнают о плане Ахмеда».
«И что это даст?»
Тарек сказал: «Французы думают, что это вызовет разногласия между русскими, иранцами и сирийцами, и это может привести к падению жестокого режима в Сирии. Все, что нам нужно, это чтобы вы публично рассказали о поездке. Это может помочь остановить кровопролитие, в результате которого, как вы должны знать, за последние восемь лет погибло полмиллиона человек».
Бьянка закатила глаза. «Полмиллиона? Ложь».
«Хотите, я покажу вам фильмы о детях, убитых газом зарин, сброшенным в бомбах с бомбардировщиков ВВС Аззама?»
Медина повторилась. «Ложь. Ахмед уже семь лет борется с террористами и повстанцами и борется с ложью Запада».
Тарек посмотрел на Риму. «Нам нужно депрограммировать ее промывание мозгов».
Бьянка покачала головой. «Нет, ты этого не сделаешь. У меня нет времени на все это. Мой рейс вылетает в час дня, я должен вернуться».
Тарек ответил: «В Дамаск? Ты разве не слышал, что мы только что сказали? Один из самых могущественных людей в этой стране только что пытался тебя убить. Ты не можешь вернуться».
Теперь глаза Бьянки расширились, в них читалась почти паника. «Я могу, и я сделаю это. Сегодня днем я вылетаю в Москву, а завтра утром я вылетаю домой в Дамаск».
Теперь Тарек говорил с ней жестоким тоном. «Кроме привязанностей массового убийцы-психопата, чего вам так сильно не хватает в Сирии? Что вы можете найти там, чего не можете найти здесь, в Париже?»
Теперь она сморгнула крупные капли слез. «Это серьезный вопрос? За кого ты меня принимаешь?»
Ни Тарек, ни Рима сначала ничего не говорили, думая, что ответ очевиден, но вскоре женская интуиция Риммы подсказала ей, что она упускает важную часть головоломки. Она наклонилась вперед. «В чем дело, Бьянка? Что осталось в Сирии, чего вы не можете оставить позади?»
Бьянка медленно моргнула. Непонимающий. Но потом ее осенило. «Ты не знаешь, не так ли?»
«Не знаю, что?» Спросила Рима.
«Мой… мой ребенок. Мой ребенок в Сирии».
Головы Рима и Тарека повернулись друг к другу, а затем они оба повернулись к молчаливому мужчине в кресле с откидной спинкой в углу. Он бросил на них обеспокоенный взгляд, но для Медины этот взгляд не выдал многого с точки зрения эмоций.
Вскоре Рима снова повернулась к Бьянке. «У вас есть ребенок?»
Теперь Бьянка плакала открыто. «Ты думал, что так много знаешь обо мне, и все же ты этого не знал. Он — моя жизнь, единственное, что имеет значение в этом мире».
Ярко выраженная вена на лбу Тарека Халаби запульсировала. «Когда это произошло?»
«Случилось? Его не было! Он родился! Его зовут Джамал, и на прошлой неделе ему исполнилось четыре месяца».
Рима прочистила горло. «Джамал». Она посмотрела на Тарека, затем снова на Бьянку. «И… и отец?»
Бьянка кричала сквозь сердитые рыдания. «Как ты думаешь, кто? Ахмед Аззам — отец ребенка!» Затем она встала. «Я должен выбираться отсюда».
Охранник у окна двинулся вперед с протянутой рукой, жестом предлагая Медине сесть обратно. Тарек тоже встал и шагнул к ней из-за стола. Она не сделала ни одного движения к двери, но и садиться тоже не стала.
«Я ваша заложница?» — прохрипела она. «Я здесь заключенный, точно так же, как был в Дамаске?»
Рима встала, обойдя стол, но она встала позади Бьянки. Она мягко усадила женщину обратно на ее место. «Нет, дочь. Конечно, нет. Мы хотим только лучшего для всех. Ты увидишь. Мы друзья».
Тареку потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя от ошеломляющей новости о ребенке от любви сирийского президента. И когда он пришел в себя, его слова были значительно менее успокаивающими, чем слова его жены. «Вы наш гость, и вы останетесь им до тех пор, пока публично не расскажете о своей поездке в Тегеран с Ахмедом Аззамом».
Медина покачала головой. «Я ничего для вас не буду делать, пока мой ребенок в Дамаске. Пытайте меня, если хотите, но вы ничего не добьетесь!»
Тарек спросил: «Как, черт возьми, мы должны вывезти вашего ребенка из Сирии?»
«Понятия не имею, но я не ставил тебя в такое положение. Ты это сделал. Я думаю только о Джамале. Вы либо позволяете мне уйти прямо сейчас, либо убиваете меня прямо сейчас, потому что вы сумасшедший, если думаете, что я собираюсь добровольно отказаться от своего ребенка».
Мужчина в темно-синем костюме встал, посмотрел на Халаби и вышел через дверь в холл. Сирийская пара, не говоря ни слова, последовала за Бьянкой Мединой, оставив бородатого охранника присматривать за ней.
ГЛАВА 11
Себастьян Дрекслер сидел на скамейке в затемненном вестибюле возле апартаментов Шакиры Аззам в президентском дворце. Он поднес свой спутниковый телефон к уху и слушал, как он звонит.
Было бы
