– В самый раз, будь мы сопливыми детьми, – усмехается Ник, глядя в окно.
– Тебе, как раз, подходит, Никлаус, – не могу я сдержаться от сарказма.
Ник снова усмехается, не поворачиваясь от окна, а моя сестра мерит меня осуждающим взглядом. Ситуацию спасает Роберт:
– Помнится, Ник, ты обожал колесо обозрения. В своё время тебя невозможно было оттуда вытащить. Ты всё кричал: ещё, ещё, ещё!
– Мне было десять, – хмыкает он.
– Разве? То есть не ты буквально в прошлом году провёл на колесе почти весь день?
– Веди машину молча, пап, – предлагает Ник с улыбкой в голосе, а мы с сестрой, переглянувшись, тихо смеёмся. К нам тут же присоединяется Роберт, а затем, что для меня очень поразительно, и сам Никлаус.
Я смотрю на него, как раз в тот момент, когда он поворачивает голову ко мне. Пару секунд мы просто смотрим в глаза друг друга, не вспоминая о том, кто и что сделал в прошлом, а когда вспоминаем, почти одновременно прекращаем смеяться и отворачиваемся к окну.
Я передёргиваю плечами и думаю о том, что выходные вряд ли пройдут беззаботно.
Мне уже доводилось бывать в пляжном домике Роберта, и я знала историю его покупки. Отец хотел быть поближе к сыну. Когда Роберт узнал, что соседний с семьёй его бывшей жены дом выставлен на продажу, не задумываясь, купил его. Таким образом муж моей сестры мог проводить лето, на которое семья Гросс обычно перебиралась в пляжный дом, близко к сыну.
Теперь немного о местности, где находится дом.
Прибрежная линия Санта-Моники отделена от шоссе и города оврагом высотой метров в двадцать, пляжные дома стоят прямо у оврага. До океана от дома примерно ещё один океан песка, сплошная песочная пустошь на сколько хватает глаз, очерченная на горизонте блестящей на солнце полоской воды, переходящей в белесое небо. С левой стороны, если стоять лицом к океану, виден знаменитый пирс Санта-Моники, который я в прошлом месяце облазила вдоль и поперёк.
И на который я с удовольствием наведаюсь вновь.
Дом Роберта имеет два выхода: со стороны шоссе и со стороны пляжа, и когда машина въезжает в гараж, я сразу же иду на задний двор, чтобы насладиться видом на океан, по которому успела соскучится.
Прямо за забором, в случае с домом Роберта – это сплошной бетон, разбавленный прямоугольными вставками из матового стекла, через асфальтированную дорогу, находится волейбольная площадка, с которой сейчас доносятся звуки напряжённой и веселой игры.
Я всматриваюсь в игроков внимательнее, потому что в одном из них вижу знакомые черты. А когда парень заливисто смеётся, забив мяч соперникам, я понимаю, что смотрю на Оливера Гросса.
Наверное, не стоит удивляться, что и его семья решила провести эти жаркие выходные у океана. Как и тому, что блондин чувствует мой пристальный взгляд и смотрит в мою сторону. Его глаза на секунду расширяются от удивления, а затем Оливер широко улыбается мне и машет рукой. Это замечает маленькая девочка лет семи, наблюдающая за игрой, и резко оборачивается ко мне, её светлые кудряшки забавно пружинят при этом, а на лице цветёт счастливая улыбка. Впрочем, она тут же меркнет при взгляде на меня, а светлые бровки хмуро сдвигаются к переносице.
Но ненадолго.
Девочка видит кого-то позади моей спины и, радостно взвизгнув, бежит к калитке. Я смотрю за плечо и вижу Никлауса.
– Счастлива, Новенькая, что и он здесь? – интересуется Ник насмешливо, а в глазах стынет холод.
Ответа он не ждёт, открывая калитку и подхватывая на руки хохочущую девчушку, которая крепко обнимает его за шею и виснет на нём, как маленькая обезьянка.
– Ни-и-ик! – радуется она встрече. – Ты приехал!
– Привет, Кнопка, – улыбается он и щекочет девчонку одной рукой. – Скучала по своему крутому брату, да? Скучала?
– Ску-у-уча-а-ала! – заливается та смехом, пытаясь избежать щекотки.
Невероятно. Почему мне никто не сказал, что у Никлауса есть младшая сестра?!
– Ань? – привлекает моё внимание Вика с высоты второго этажа. – Пойдём устраиваться, а заодно поговорим о вчерашнем вечере.
Я закатываю глаза, бросаю последний взгляд на Ника, которого за руку тянут к волейбольной площадке, вздыхаю и отправляюсь в дом.
Я жду, пока Вика спустится на цокольный этаж (или на первый, если заходить со стороны океана), где находятся три спальни для гостей, одна ванная и комната с бильярдом, и мы идём в ту комнату, где я спала в прошлый раз.
Скидываю свой рюкзак на широкую кровать, подхожу к окну и сажусь на подоконник, скрещивая руки на груди:
– Я не пила. И я не знала, что Ава поведёт меня в бар, но там оказалось здорово, Вик. Мне стыдно, что я тебя не предупредила о том, что иду гулять, но за то, что я хорошо провела время, в основном, – делаю я ремарку, – извиняться не буду.
– И что тебе там понравилось конкретно? – наигранно равнодушно интересуется сестра, укладывая комплект постельного белья на край кровати.
Я жму плечами:
– Атмосфера, компания и вообще…
– Тебе напомнить законы этой страны, Ань? – выпрямляет она спину сильней, цепко вглядываясь в меня. – Тебе нет двадцати одного года. Тебя вообще не имели права пускать в тот бар!
– Но пустили, – снова жму я плечами. – Вик, всё ведь в порядке? Так?
Вика ещё секунду не отпускает мой взгляд, а затем обречённо вздыхает:
– Так. Просто… Просто пообещай мне, что больше не будешь посещать подобного рода заведения.
– Что, совсем? – шутливо округляю я глаза. – Никогда в жизни?
Сестра непроизвольно улыбается, смахивая несуществующую пыль с ещё одного комплекта белья в руках, и произносит наигранно-ворчливо:
– Ты меня поняла. Переодевайся, и пойдём к океану.
Она идёт в комнату напротив, оставляет бельё и там и, выходя, поторапливает меня:
– Шустрей, Анют, встретимся у калитки через десять минут.
Но я продолжаю сидеть на месте, потому что только сейчас понимаю, что сегодняшней ночью наши комнаты с Никлаусом будет разделять какой-то несчастный метр. И на этаже больше никого, кроме нас.
Почему-то последняя мысль меня особенно тревожит.
Я встряхиваю головой и иду закрывать дверь. Затем достаю из рюкзака любимый купальник: он у меня полностью золотой, потому что я обожаю этот элегантный цвет, и стягиваю с себя майку.
Но, конечно же, именно в этот момент открывается дверь. А как иначе?
Я вздрагиваю, прижимаю майку к груди и разворачиваюсь к Никлаусу. Кто бы ещё там мог быть, верно?
Ник быстрым взглядом ощупывает кровать, рюкзак, купальник, и только потом проходит им по мне, с головы до ног. Хмыкает, идёт прямо ко мне, отчего у меня замирает сердце и сохнет в горле. От возмущения, разумеется. Но этот нахал всего лишь подхватывает мои вещи, возвращается к двери и запускает их по воздуху на кровать в другой комнате. Разворачивается обратно, снимает с плеча свой рюкзак, бросает его в изножье пастели и, нагло отодвинув меня в сторону, падает на кровать.