Книга Рыжая помеха - Мария Зайцева

— Макс, а что ты в универе забыл?

Это мы, чтоб вы понимали, наконец-то разговариваем. Для разнообразия.

Потому что утром как-то не дошли до разговоров, а потом мы были в душе, а потом я мазал мою принцессу специальной охлаждающе-заживляющей хренью… Поняли, где, да?

Ну и в процессе лечения опять не удержался.

И вот что я вам скажу: хрень эта нихера не вкусная. Язык холодит и немного даже покалывает. С трудом удается убрать дурацкий привкус сладким поцелуем. Зато потом, когда входишь в нее, ощущения — приятные. Ну и как смазка тоже ничего. Сгодится.

Повторно Светик мажется самостоятельно и подальше от меня.

Потому что много секса — это хорошо, много спонтанного секса — это охереть как хорошо, но вот много спонтанного секса для вчерашней девственницы — это перебор. Слегка.

После проведения ремонтных работ она недолго возится в кухонной зоне, а я пялюсь на аккуратную попку и тонкую талию, подчеркнутую шелковым халатиком. И реально еще один оргазм ловлю. Визуальный, как сказала бы моя дохрена умная сестренка.

Потому что Света — это просто сладкая тянучая карамелька в белом шоколаде. Невозможно глаза оторвать.

Да и незачем.

Я особо никуда не тороплюсь, универ удачно просран, Светик тоже, походу, забила на учебу. И это правильно.

Лежу, потягиваюсь, ощущая невероятно кайфовое расслабление в теле, лениво прикидываю, как скоро подействует охлаждающий крем. Ну, или, если там придется час ждать, то, может, по-другому как-то?

Да, скот, согласен. Но вот вообще ничего нигде не екает. Есть такие девчонки, которых раз попробуешь, и потом нихрена остановиться не можешь.

Есть.

Мне, правда, до Светочки не встречались, а потому, когда пацаны рассказывали про такое (иногда, вообще редко, оглядываясь и стыдясь даже), признаюсь, я ржал. Громко и неприлично. И удивлялся глупым ванильным россказням.

Но вот теперь…

Простите, пацаны. Был не прав.

Есть это. Существует.

Я смотрю на мою карамельку сладкую, конфетку рыжую, и ощущаю, что стояк, который после дикой ночи и утра должен бы уже и поуняться, нихрена не унимается.

Прям, словно заболел. Есть, говорят, такая болячка. Вечный стояк. И ничего смешного, все очень даже грустно.

Хорошо, что у меня лекарство имеется.

Так что мне весело.

Светик идет ко мне, улыбается застенчиво, щечки горят.

Моя ж ты скромница. Умиляет прям.

Особенно, учитывая, что буквально полчаса назад она совсем нескромно член в рот брала. Неумело, но вообще нескромно.

И вот теперь внимание, вопрос: Светулику двадцать. Темперамент бешеный. Просто ненасытный. Почему до сих пор девочка? Ну, в смысле, была девочка? До меня, террориста. Кого ждала? Конечно, можно себе приятное сделать, допустить мысль, что это не она такая, а я такой. Но тут утверждение никакой критики не выдерживает. Потому что я, без вопросов, красавчик, и вообще… Но не до такой степени. Отчет в том, что она не от великой любви на меня кинулась, отдаю себе. (Бляха муха, ну вот очень надеюсь, что правильно рассуждаю, этих баб хер разберешь, на самом деле!)

Просто… Ну поймите меня правильно. Светик — девочка из таких слоев общества, где все очень непросто. И там, по идее, должны быть свои кандидаты. И, зная кто у нас папа, кандидатов должно быть много. Если одного уровня, то это сыновья полковников, других генералов, всяких чинов из мэрии, золотая, мать ее молодежь… Встречаются же и среди них нормальные парни, не все такие утырки, как мелкий Росянский или Крыс, он же Крас… Но нет. Светочка себя блюла. На вписки не ходила, прилежно училась.

Оступилась один разочек, когда в клуб поперлась, да сходу на Росянского нарвалась. Ну, это просто не повезло. Бывает.

Тот же Олежа, приятель мой универский, говорит, что Света — дохлый номер. И лучше с ней не связываться. Он, правда, аргументирует это тем, что папа у нас грозный и можно юность в сапогах увидеть… Но вот не думаю, что сын какого-нибудь мэрского чиновника сильно боится армейки. У такого и свой папа имеется…

Однако же никто Свету, красотку невероятную, от которой сексом так шибает, что голова кружится, не поймал до сих пор… Почему? Сама не захотела? Тогда почему я? Почему круг замкнулся на мне?

Надо бы выяснить глубину жопы, а, Макс? Прежде чем в нее шагнуть? Или все уже, не имеет смысла? Сколько ни есть, все твое?

Я принимаю у Светика пузатую кружку веселого розового цвета, наполненную кофе.

— Не знала, какой ты любишь… Сделала черный с сахаром.

— Такой и люблю, угадала, рыжуль.

Отпиваю, выдыхаю… Идеально, мать его. Так всю жизнь бы и провел. В постели с шикарной горячей девочкой и шикарным правильным кофе.

Она скромненько садится напротив, отпивает свой, облизывает пенку с губ. Невинно, без всякого блядского подтекста, но меня опять ведет. Гормоны, мать их…

А потом…

— Макс, а что ты в универе забыл?

Иии… Вот оно! Как-то сразу приходит понимание, чья у нас тут дочка. Потому что умеет выбрать грамотный момент и задать нужный вопрос!

С трудом удерживаю лицо, пью. Переживаю. Я тут, так-то, доминирующий самец! Я должен вопросы задавать! И вести в диалоге! Как там Васильич учил? Но вообще не вспоминается, как там меня учил старый шпион нквдшный, потому импровизирую:

— Учусь, рыжуль, как и ты.

— Странно… — Она хмурится, пьет, облизывает губы, дезориентируя меня, — просто я как-то вообще тебя слабо представляю среди студентов… Ты очень взрослый… Тебе же… Двадцать шесть?

— Двадцать пять, малыш, — хриплю я, прикидывая, когда она допьет, и представляя, как, должно быть, горячо сейчас у нее во рту от кофе… Ну озабоченный кретин, чего с меня взять? — И учиться никогда не поздно, да?

— Да… Но все же странно…

— А мне другое странно, малыш… — я решаю не тянуть кота за яйца, — какого хера ты меня пустила? М? Почему я?

Она добросовестно обдумывает мой вопрос. Спокойно и без нервов. Я наблюдаю. И поражаюсь тому, что даже думать у нее выходит… Красиво. Залипательно.

И видно, что не придумывает на ходу, а реально в голове выстраивает фразы. То есть, ответ у нее имеется. Просто хочет сказать сразу так, чтоб расставить все точки.

— Знаешь… Я ведь тебя искала. — Она волнуется, грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается… Черт, Макс! Сосредоточься на словах, мудак!