моё второе Я, которое как бы и не Я, не так уж и плохо, тоже ведь мне на пользу старается. Пожалуй, поживу пока с ними обоими».
Глава 16. В которой Маша решила посидеть у воды, и что из этого вышло.
После такой трапезы, которую далеко не каждый специалист по правильному питанию отнесёт к категории полезных (впрочем, сколько специалистов, столько и мнений), Маша почувствовала в себе тягу как–нибудь основательно обустроиться. Выход своему томлению она нашла на диване, на котором уютно разместилась, поджав под себя ноги.
Бабушка села рядом в кресло и включила телевизор.
— Ты, бабушка, что–то часто телевизор смотришь, — сказала Маша, — это очень вредно для зрения и для сердца, и очень плохо влияет на психику, ещё и умственные способности снижаются. Папа говорит, что телевизор оболванивает людей.
— Я уже старая, что меня оболванивать, — ответила бабушка, — мне можно. Да и тут никаких других развлечений кроме телевизора нет. Вот, вначале новости послушаем, потом прогноз погоды, потом фильм какой–нибудь интересный выберем. Ты фильмы какие любишь?
Маша задумалась. Фильмы она, конечно, любила. Про приключения и путешествия. Только по телевизору их смотреть было невозможно, пять минут фильм показывают, потом три минуты рекламу. Понятно, что рекламу никто не смотрит, все тут же переключаются на другие каналы, и от таких переключений никакого удовольствия от просмотра не остаётся. Так что фильмы Маша смотрела или в кинотеатре, или в интернете, но не очень часто.
— Люблю фэнтези, фантастику, приключения, — сказала Маша, — люблю, когда интересно и дух захватывает.
Но ни того, ни другого в расписании передач не оказалось. Телевизионный сигнал в деревне ловило плохо, поэтому у бабушки в телевизоре можно было принимать только пять каналов. Когда она включила телевизор, на экране возникли титры двадцать восьмой серии какой–то «Седьмой грядки». Сериал шёл как раз про деревню, и в этой серии одному местному жителю удалось вырастить килограммовую морковину, а все соседи по этому поводу переругались между собой. Бабушка сидела, да посмеивалась, а Маше это всё было совсем не интересно. Ощущение тяжести в животе прошло, и она засобиралась.
— Бабушка, — позвала Маша, — я пойду погуляю, подышу свежим воздухом перед сном.
— Хорошо, Машенька, только не долго — разрешила бабушка.
Вечер был тихий, тихий. Уже начинало садиться солнце и своими оранжевыми лучами подкрашивало небесную синеву. По реке стелился туман, но всю эту лепоту портил противный комариный писк. Из–за них Маше пришлось вернуться и надеть рубашку с рукавами. Она решила спуститься к реке и немного посидеть на бережке. И к своему удивлению там встретила Василия. Он тоже сидел на бережке, но только с удочкой и что–то высматривал в воде.
— Добрый вечер, — поздоровалась Маша.
— Привет, Маша, — ответил Василий.
— А ты что там высматриваешь, — поинтересовалась Маша.
— Помнишь, корягу, в которой тележка с велосипедом застряли? — уточнил Василий. — Так там опять что–то застряло, но непонятно что. Надо бы доплыть посмотреть, но неохота удочку оставлять. Может ты сплаваешь?
— Что–то мне тоже не охота, — стала отказываться Маша, — да у меня и купальника нет. Давай лучше я с твоей удочкой посижу, я ведь теперь и подсекать умею.
— Ну ладно, — согласился Василий, — только смотри внимательно, а то пока что–то не клюёт совсем.
Он скинул штаны, рубашку и зашёл в воду, а когда вода дошла уже до шеи поплыл. Маша одним глазом следила за поплавком, другим за Василием.
«Интересно, — подумала она, — ведь нельзя же одним глазом смотреть за одним, а другим за другим, ведь никак не получится, но почему–то так говорят. Хотя, — тут она вспомнила свою учительницу географии, — наверное можно, если есть косоглазие». Географичку в школе боялись все ученики, уж больно она была требовательна, но самое страшное было то, что списать на уроке было практически невозможно: тебе кажется, что она смотрит в другую сторону, тихонечко вытаскиваешь телефон, и тут раздается её гневный окрик. Огромный минус для учеников, но какой плюс для системы образования. Вот если бы все учителя были с косоглазием, то списывание просто бы исчезло, все стали бы лучше учиться и уровень знаний в стране сильно бы поднялся. Маша всё это представила, но потом передернула плечами, мотнула головой: «Бррр». И опять про себя: «Нет уж, лучше все они пусть остаются с нормальным зрением. Это и для самих учителей хорошо, и остальным тоже на пользу».
Пока она пребывала в своих мыслях, Василий доплыл до коряги. Он там что–то высвобождал из веток. Этим чем–то оказался большой зелёный туристический рюкзак. Василий вначале попробовал надеть его на спину и так плыть, но ничего не получилось, поскольку рюкзак тут же потянул его под воду. Тогда он схватил рюкзак одной рукой, а второй начал медленно подгребать к берегу.
Как вы понимаете, переговариваться они не могли, потому что во время рыбалки разговаривать нельзя, можно распугать всю рыбу, которой пока и так не было видно. Так что Василий молча плыл, а Маша молча сидела и смотрела на него. И когда до берега оставались уже каких–то три метра, Василий вдруг издал дикий крик и пробкой вылетел из воды.
— Аааа, — заорал он во всю мочь, и со всех сил устремился к берегу.
Оставленный, рюкзак тихонько поплыл по реке дальше.
— Что, что случилось? — Маша вскочила и тоже стала кричать.
— Кусил гад, — Василий выбрался на берег, сел и стал разглядывать ногу.
На его голени расплывался здоровенный синяк, на коже появились два десятка мелких кровоточащих дырочек от зубов. Маша схватилась за голову.
— Тебе надо срочно в больницу, — забеспокоилась она, — вдруг он заразный, а вдруг у него бешенство, нужно делать прививки, нужно чем–то ногу перевязать.
— Ничего, я сейчас до дома доеду, бабушка всё сделает, она врачом работала, всю деревню лечит. Ну зверюга! — Василий погрозил кулаком в сторону реки. — Поэтому и рыба не клевала — распугал всю.
Мальчик обмотал рубашку вокруг повреждённой ноги, сел на велосипед и покатил домой:
— Пока, Маша, не волнуйся, все нормально.
— Я к тебе завтра зайду, узнаю, как дела, — крикнула ему вслед Маша. А сама подумала: «Ничего нормального я здесь не наблюдаю, Василий просто помешался на этой рыбине, или рыбина на нём. У них явный антагонизм