нелогично… — тихо заметил Александр, когда вопрос с телефоном был решен и расстроенный директор удалился восвояси. — Зачем бегать от продюсера…
— Много ты понимаешь, — проворчал Серж, — Откуда нам знать, что за плечами у этой девочки. Может быть, ее ни раз в таких вот кабаках обижали всякие толстосумы. Может, горы золотые сулили, а потом… — он досадливо махнул рукой. — Тяжела и незавидна жизнь эстрадного артиста. Тут душа чувствуется, тут без пряника не обойтись. Уговаривать нужно, походить за ней недельку-другую, в доверие вползти на брюхе. Зато потом она раскроется, и потечет в карман золото, как из рога изобилия.
— Вы поэт, — усмехнулся молодой аристократ.
— Я в искусстве всегда поэт. Дар у меня не слабее, чем у Пушкина, — не без гордости заявил меценат. — Только у Алексан Сергеича он в словах выражался, а у меня в предчувствии. Понимаешь, я вижу будущую славу. Точно знаю, из кого эта слава попрет, как вулканическая лава, а кто никакосовый. Вот и все. Ни разу еще не ошибся. И в любом искусстве, куда ни плюнь, везде мои детки. Хоть в театре, хоть в балете, хоть на эстраде. Я струну вижу в человеке. И слышу, как она звучит. А еще слышу, как на ней умелой рукой сыграть можно. Такой дар, братец, явление редкое. За то меня и уважают.
— Я второй раз за вечер убеждаюсь, что вы очень благородный человек! — с чувством выдохнул пораженный своим открытием Александр.
***
Маша не могла слышать этого разговора. Она о нем даже догадываться не могла. Она неслась сквозь холодный вечер, гонимая страхом и упреками своих коллег из группы.
— Слушай, это ненормально, — возмущался Вовка, меся осеннюю грязь за ее спиной. Грязь чавкала.
— И почему ты на машине ехать отказалась? — проворчал Генка, кутая горло в вязаный шарф. — Можно подумать, сейчас за тобой в погоню три «мерса» отправят.
— В метро надежнее. — Маша повернулась и одарила их вымученной улыбкой. — Я вам страшно благодарна, что согласились меня проводить.
— Еще бы! — Вовка шумно вздохнул. — Ты так стремительно покинула хлебное место!
— Которое мы, кстати, потеряли, скорее всего, — закончил за него Генка. — Говорил я, с девками всегда сложно. Нужно было парня солистом брать.
— Простите меня, — взмолилась Маша, краснея.
— Да чего ты его так испугалась-то?
— Ой, ребята, и не спрашивайте.
— Нет уж, разрешите полюбопытствовать, — съехидничал Генка. — Ты нам должна, помнишь?
— Конечно, — теперь Маша вздохнула. — Только тут словами не расскажешь. Интуиция.
Она очень хотела поделиться с кем-нибудь пережитым за последнюю неделю. Но толком не знала, чем и с кем. Что рассказывать-то? Ну, подобрала она за кулисами кулон и мобильный телефон известной певицы. Пока собиралась вернуть, ту убили. А как обнаружили тело, набежало милиции полный коридор, и началась сумятица. А еще администраторы бегают, кричат, чтобы концерт продолжался. Чтобы для пользы следствия артисты сохраняли факт смерти Ирмы Бонд в тайне, и ни-ни рассказать зрителям, а тем паче налетевшим откуда-то журналистам. Концерт кое-как продолжили, хотя выступления у всех вышли скомканными. Впрочем, всего этого Маша уже не увидела. Бес ее какой-то подхватил и потащил прочь, на улицу, подальше от всего этого кошмара. Очнулась, только когда оказалась в собственной комнатке. Лицо горит, тело лихорадит, а рука все еще сжимает и кулон, и телефон несчастной певицы. Села на диван, заревела. Жаль было Ирму Бонд. Ужасно стыдно за себя, что думала о ней так плохо тогда, в фойе. И понятия Маша не имела, что ей делать теперь с чужими вещами. Никогда она не брала того, что ей не принадлежит. А теперь вот какая штука на коленях лежит — сокровище, словно из музея. Огромный камень переливается изнутри загадочным светом, весь в искусных золотых завитушках.
Господи! Куда же его нести?! В милицию? Так ведь кто знает, что ей за это будет. Страшно. Она в Москве чужая, даже регистрации нет. А если посадят в тюрьму по подозрению в убийстве? Продюсеру Ирминому отдать? А как его найти?
В конце концов, решила: «Пусть полежит, пока не найдут убийцу, не докажут его вину стопроцентно, а уж потом отдам следователю, расскажу, как было дело. А может, судьба подкинет еще какое решение. Утро вечера мудренее».
Решить-то решила, только с этой самой ночи стало преследовать Машу чувство неотвратимой опасности. Словно кто-то занес над ее головой огромный меч и только ждет момента, чтобы отсечь ей голову. В каждом встречном она видела убийцу Ирмы Бонд, который теперь охотится и за ней, Машей. Почему ей казалось, что она знает слишком много, чтобы убийца этот оставил ее в живых, она не могла ответить. Только чувствовала зло, и все. Выступления в клубе теперь превратились в настоящую пытку. Три дня она пела, едва сдерживая дрожь во всем теле, которая и в голосе прорывалась. Правда, ребята тут же признали, что петь она стала более проникновенно. Но кому от этого легче? Вчера немного успокоилась. Даже ночью ни разу не проснулась. И вот, пожалуйста. Двое мужиков к столику зовут. А один из них знакомый такой, словно она видела его уже где-то. Молодой, высокий, взгляд у него холодный, как у профессионального убийцы. Чего же ему не хватает, чтобы воскреснуть в ее памяти четким образом? Какой-то мелочи. Важной мелочи. Чего? Где она могла его встретить?
— Маш! Маш, а Маш! — Генка тряс ее за рукав пуховика. — Маш!
Она вздрогнула и оглянулась. Они ехали в полупустом вагоне метро. Как она сюда попала, не помнит — провалы в памяти начались.
— Маш, а почему ты все-таки от Боброва-то шарахнулась? — Гена усмехнулся. — Может быть, это был твой шанс?
— Боброва? Кто это?
— Эх, ты! А еще звездой хочешь стать! — развеселившись, Вовка хлопнул ее по плечу. — Это ж известный кошелек. Многих артистов в люди вывел. У него денег — куры не клюют. И большую их часть он тратит на раскрутку неизвестных исполнителей. Да, вот хоть Ирма Бонд, упокой Господь ее душу…
— Что?!
— Тихо ты! — Генка, обхватив за талию, привалил ее у себе, — Чего ты глаза таращишь, как полоумная. Нас еще с тобой в психушку загребут. Да что я такого сказал? Бобров — серый кардинал в шоу-бизнесе. Дает деньги продюсерам на раскрутку исполнителей. Потом гребет откаты лопатой. Или не гребет, а греется в лучах чужой славы. По-разному говорят. Ирма Бонд — это его финансовое детище. Было…
— Ox! — Маша уронила голову ему на плечо.
— Эй, нам выходить на следующей!
— Ребята, можно я больше никогда не буду петь в «Эллочке-людоедке»? — пролепетала она.
— Вот дура! —
