хлеб, украденный у бойцов. Кормит ее из закромов армии. ‹…›
Одним словом, на Нине я ставлю крест, но на чувства к ней, которое я пытаюсь выжечь из собственного сердца, пока ставлю многоточие. Что будет дальше, обстоятельства покажут.
Я предвижу такой финал. Воинская часть снимается, а вместе с ней и В. Нина останется одна. Будет стараться сблизиться со мной, но это ей не удастся. Она начнет знакомиться с военными и пойдет по рукам. Падет на глазах из-за своей дикой жадности и молодой необузданности. Затем она вернется в Ленинград, на завод, где свяжется с «начальством» и будет вести жизнь, подобную той, что ведут тысячи молодых привлекательных женщин, павших физически и морально.
Как жестоко я в ней ошибся! Думал, она чистый цветок, приносящий драгоценный плод, оказалась она пустоцветом.
Дела наши на фронте плохи. Если так пойдет дальше и союзники не откроют второй фронт в ближайшее время, война будет проиграна. Позор небывалый в истории России.
13 августа 1942 года
Тоскливо, пустынно, безрадостно, тихо, безжизненно стало на родной Охте. На улицах и в садах, на газонах и клумбах вместо зеленой травы и пышных цветов растут капуста, брюква, свекла, турнепс и другие овощи. В городе не видно цветов, не слышно смеха и песен.
Народу в городе осталось немного. Выглядят прохожие и проезжие неплохо. Зелень их поставила на ноги. На лицах нервозность и забота. Кажется, войне не видно конца. И все боятся новой зимы.
Трамваи еле ползут, уцелевшие заводы едва дышат. Город устал, постарел за время войны. Так много ран нанесено ему, но красоты еще не утратил. Стоит, как старый богатырь, весь в шрамах, морщинах, но готовый сразиться с врагом.
У берегов Невы стоят боевые корабли, замаскированные, но настороженные. На базарах вместо цветов продают ботву, прикуривают от солнца с помощью увеличительного стекла, в ходу самодельные зажигалки, женщины на остановках просят оставить покурить. Мертвецов чаще возят в гробах, но и смертность заметно уменьшилась.
Продуктовую норму не увеличивают и качество падает. О Ленинграде, похоже, стали меньше заботиться, не до него. Немцы подошли к Краснодару. ‹…›
Нина уходит в армию, чтобы быть с В. вместе. Я с ней очень мало говорил, да и, собственно, говорить не о чем. У нас теперь ничего общего нет. К тому же у нее медовый месяц, а у меня траурное полугодие. ‹…›
23 августа 1942 года
15-го у меня была Аня С. Она пробыла целые сутки. Вспоминали свои лучшие годы. Вечером раздобыли немного водки. Выпили. Не спали до четырех утра. Она сидела на моей кровати. Хочет соединить свою жизнь с моей… Я чуть было не решился… Ходили в лес, целовались, как влюбленные. У обоих клокотала страсть. Договорились встретиться 28-го в городе. Она неосторожна в словах, сказала Нине, что выйдет за меня замуж. Между ними тайная вражда… Вечером посадил ее на машину и отправил в город, а позднее у нас был накрыт стол и много вина и гостей человек пять. У меня было на редкость веселое настроение, я читал стихи (правда, сквозь слезы) и много пил. Но вел себя прилично. Потом ушел в сад и там быстро уснул. Утром болела голова и ничего не делал…
16 сентября 1942 года
14-го перебрался из Коркина[10], где я более двух месяцев прожил почти беззаботной жизнью, в свою комнатку в Лесном. Приехав на место, тотчас же отправился в жакт. Управхоз новый. Молодая деловая женщина. Она меня с места в карьер взяла в оборот. Через пятнадцать минут я уже учился ремеслу стекольщика. Ленинград готовится к зиме. Запасается дровами, остекляет окна.
Мой дом наполовину разобран, сохранившуюся часть пытаются утеплить к зиме. Дело с остеклением не клеилось. ‹…›
На Литейном меня окликнул знакомый голос. Миша Чистяков, приемщик, с которым проработал три года рядом за одним верстаком. Оба были рады встрече. Он два месяца работает на оборонных работах. Кратко рассказал о своей жизни за последний год. ‹…›
Я дал ему полфунта хлеба. Он в благодарность поцеловал меня. Взял его адрес и пообещал зайти.
Знакомой, которую я намеревался посетить в этот вечер, дома не оказалось. Стемнело, приближалось время комендантского часа, и я решил зайти к Чистякову. При свете буржуйки мы рассказывали друг другу о себе и общих знакомых. У меня была пачка концентрата. Сварили кашу… Он живет один в квартире площадью 50 кв. метров. Уходит в шесть утра, возвращается в восемь вечера. Работа тяжелая, сил нет. Рассказал мне о жизни завода, знакомых погибших рабочих.
Легли спать. Комната огромная, сырая. У меня голова распухла от сырости и затхлости воздуха. Пахнет плесенью… Очень нездоровый воздух. Он предложил перебраться к нему, но я решил от этого воздержаться.
На следующий день рано утром он ушел на работу, а я закрыл за ним дверь и отправился досыпать. Встал около десяти и поехал домой, где целый день добросовестно выковыривал стекла из рам. ‹…›
В трамваях вечером мало пассажиров. По улицам ходят немногие. Люди боятся зимы и везут с собой овощи и дрова. По вечерам город тонет во мраке.
Сегодня с утра привожу в порядок свою комнату. Надо замаскировать окна. Первый раз ночевал на новой квартире. Комната показалась уютной, окна выходят на запад. ‹…›
3 октября 1942 года
Война надоела до чертиков. Народ едва стоит на ногах от усталости. Возможно, я ошибаюсь. Но мне так кажется. Зима обещает быть суровой. Война затянется до весны. Весной будут решающие бои. Это мое личное мнение. До сорок третьего года мне не дожить. Если не оторвут голову, я сойду с ума. Металл, и тот устает… Я человек… Скорей бы конец. Кажется, насытился жизнью. И жить не для кого. Довольно себя тешить и обманывать, как ребенка. Пора стать взрослым. Вероятно, я болен. Что-то со мной неладное.
30 октября 1942 года
‹…› С 9-го работаю на заводе им. Сталина. В цехе холодно.
На днях получил белый билет. Много испортили крови. Заново проходил медкомиссию. ‹…›
Был на концерте в филармонии и на спектакле в Александринке на «Баядере». В театрах не раздеваются. Публика очень пестрая, какой раньше и в захолустном кино не встретишь. Много военных и ни одного буфета.
В театре дистрофиков нет. Начало очень рано, в 5 часов. Трамваи ходят до 8, а вообще хождение по городу до 10 вечера.
На работу езжу на двух трамваях, часто с Финляндского вокзала иду пешком, трамваи