Не сговариваясь, они вдвоем посмотрели на Люччи, и она съежилась под их взглядами, почувствовав себя никчемным лживым созданием.
— Я объяснил ей это всего несколько минут назад.
— Берта! — воскликнула Люччи, теряя голову от ощущения неотвратимо надвигающейся катастрофы. — Умоляю вас, не поступайте так со мной! Ведь вам известно, что я говорю правду…
Берта скривила губы.
— Знаешь что, дорогая моя, не впутывай меня в свои плутни. Сама заварила кашу, сама и расхлебывай. — Она отвернулась, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать разговор.
Мрачно усмехнувшись, Арни направился к крыльцу.
— Дорогой! — воскликнула Люччи, все еще не в силах поверить, что все кончено. — Ты не можешь так…
— Могу, — бросил он на ходу. — Ты для меня больше не существуешь! И на этом закончим. Постарайся сегодня не попадаться мне не глаза. А завтра я сообщу тебе свое окончательное решение относительно твоей дальнейшей судьбы.
Это был их последний разговор в тот день. Люччи всю ночь рыдала в одной из спален третьего этажа, а утром Арни предложил ей выбрать место, где она будет жить, и сказал, что берет на себя ее дальнейшее содержание при условии полного отказа от контактов с посторонними мужчинами.
— Как только узнаю, что ты завела себе любовника, денежные поступления от меня прекратятся, — холодно предупредил он.
Конечно, Люччи предприняла еще одну попытку урезонить его, но… Арни все для себя решил и рассматривал свою резолюцию как окончательную. Ни слезы, ни мольбы не поколебали его решимости.
В конце концов Люччи вынуждена была подчиниться в надежде, что по прошествии некоторого времени, поостыв, Арни успокоится и появится возможность вернуться к разговору. Поселиться она решила в коттедже своего деда Марио, к этому времени уже полгода пребывавшего в доме престарелых.
Когда Люччи сообщила о своем решении Арни, он через Интернет забронировал одно место в самолете, следующем из аэропорта Элизабет в Пенсаколу, затем вызвал на соответствующее время такси и велел ей собираться.
Через три часа она покинула дом, в котором началась и, вероятно, закончилась ее супружеская жизнь.
Провожать Люччи никто не вышел. Спустившись по ступенькам к такси, она оглянулась на окна и за одним из них увидела Арни. Он стоял, холодно наблюдая за ее отъездом и не делая ни малейших попыток попрощаться хотя бы кивком или взмахом руки. Нет, он просто хотел проконтролировать ситуацию.
Слезы выступили на глазах Люччи. Не желая, чтобы Арни видел их, она быстро нырнула в такси, предоставив водителю поставить дорожные сумки в багажник. Затем тот сел за баранку, захлопнул дверцу и повез Люччи в аэропорт. Не удержавшись, она бросила взгляд на окно, но Арни там уже не было…
Позже, живя в Пенсаколе, она не раз удивлялась, что Арни не приставил к ней охрану — это было бы совершенно в его стиле. Ей непонятно было, каким образом он намеревался собирать сведения о том, появился у нее любовник или нет. И только сейчас она поняла, что слежка велась постоянно и незаметно — с помощью прислуги Кэтти.
Вдобавок за Люччи наблюдал какой‑то Шон Уотер, который, судя по всему, причастен к исчезновению Элси.
— Так ты помнишь, почему мы не занимались любовью в последнюю перед моим отъездом ночь? — вновь спросил Арни, выводя Люччи из задумчивости.
Она подняла на него взгляд.
— Знаешь, мне не хочется продолжать этот разговор. Меня сейчас волнует не прошлое, а настоящее. Я хочу увидеть дочь!
Несколько мгновений Арни молча смотрел на нее, потом сказал:
— Хорошо. Мне эта беседа тоже не доставляет удовольствия. Если ты достаточно хорошо себя чувствуешь, идем в столовую. Там все собрались, чтобы перекусить, ждут только нас с тобой. Ребята сами разогрели ужин, приготовленный моей кухаркой.
— Мартой? Он кивнул.
— Она ведь готовила еду на две персоны, — заметила Люччи, вспомнив разговор, состоявшийся в прихожей этой шикарной квартиры, порог которой они с Арни переступили по приезде из аэропорта.
— Я помню. И поэтому дополнительно заказал для всех пиццу.
Люччи вздрогнула. Это очень напоминало обстоятельства их знакомства.
— Пиццу?
— Да, — с усмешкой ответил он. — Ты что‑то имеешь против?
— Э‑э… нет. Просто мне не очень хочется есть.
— Брось, тебе нужно как следует подкрепиться. У тебя должны быть силы для схватки, которую мы начинаем. Вернее, начали ее они, но мы, чего бы нам это ни стоило, вынуждены продолжать навязанную игру.
Люччи покачала головой.
— Я не смогу есть, пока не узнаю, что ты предпринял для возвращения Элси.
— Все, что было в моих силах, уверяю тебя. В этом деле заняты все, кого я только мог привлечь. Подробности же тебе ни к чему, достаточно и того, что я говорю.
— Это ты так думаешь!
Нет, так на самом деле. От того, будешь ли ты знать, какое конкретно задание выполняет каждый из моих людей, ничего не изменится. Кроме того, их слишком много для того, чтобы говорить обо всех.
Люччи понимала, что он прав, но ей не хотелось признавать это.
— Тогда скажи хотя бы, установлена ли слежка за Шоном Уотером, — упрямо произнесла она.
Арни удивленно вскинул бровь.
— Тебе и это удалось подслушать? Та лишь пожала плечами.
— Не волнуйся, распоряжение о слежке за этим парнем я отдал в первую очередь, — сказал он.
Люччи смотрела на него и думала о том, чего он лишился по вине своей матери и из‑за собственной доверчивости. Их дочери уже три года, а он не только до сих пор не знает, что Элси его ребенок, но и не имеет возможности любить ее. Радость отцовства миновала его, что, по мнению Люччи, являлось худшим наказанием.
Берта тоже многого лишилась, отказавшись от внучки. Правда, не исключено, что она относится к категории женщин, которые не спешат становиться бабушками и запрещают внукам, если таковые есть, называть их подобным образом. Люччи слишком мало общалась с ней, чтобы узнать это наверняка. Впрочем, сказать, что она сожалеет об этом, было бы явным преувеличением.
И все‑таки порой она задумывалась над тем, вспоминает ли Берта об Элси, о существовании которой ей прекрасно известно.
Ведь она‑то — единственная из всего окружения Арни — знает правду! И у нее конечно же нет сомнений в том, кто на самом деле является настоящим отцом девочки.
А может, ослепленная желанием избавиться от невестки, которая, по ее представлениям, не пара ее сыну, и осуществив его, она вычеркнула из памяти эту историю, а также все, что с ней связано, включая рождение внучки.
В связи с этим у Люччи возникал еще один вопрос: не мучит ли Берту совесть? Ведь она исковеркала жизнь не только Люччи, но и родному сыну. Или эта женщина настолько испорчена, что ее интересует лишь собственное комфортное существование?
