через проход, что кого-то выворачивает, холодея, повернулся и понял, увы, рвало Славика. Его соседка с перепугу, чтобы не попасть под струю, забралась на колени к сидящему рядом зрителю. Я протрезвел моментально. Славик как сидел, так и остался сидеть, положив голову на руки, а я начал мозговавать что делать: немного выждать, чтобы всё успокоилось, или сразу утащить его в туалет, умыть и слинять из театра, не дожидаясь класса. Но капельдинерша сообразила быстрее, через пару минут к Славе подошли два парня лет двадцати, один с повязкой дружинника, взяли под руки и вывели из зала. Шёл он не шатаясь. Пришлёпала уборщица, потихонечку с ведром воды и ведром опилок привела всё в порядок.
Я досидел до конца спектакля, когда собрались уезжать, стали спрашивать у меня: «Что со Славкой?» – «Плохо стало, уехал домой». Утром в школу я шёл мандрато-пупало мандрато-па, понимал, что, скорее всего, тоже попаду под раздачу.
Славка ждал меня у школы, выглядел он не очень, нос распух, сам был изрядно бледен. Глянув на меня, сообразил, что я изрядно перетрухнул, и сказал: «Не ссы, я тебя не сдал», – затем рассказал, что в театре, в комнате дружинников, его всё пытали, с кем он пил, где и зачем. Ответил, что пил один дома, а выпил, потому что боится театра как огня, очень переживает, что на сцене кого-нибудь убьют по-настоящему или кто-нибудь утонет. Приехал отец, забрал Славку, дружинникам, попытавшимся прочитать ему лекцию о воспитании детей, ответил: «Воспитываю как умею, не суйтесь», – расписался в какой-то бумаге, взял под руку и привёз домой. Дома с порога двинул Славке в нос, спросил: «С Алеком пил?» Славка отнекивался. Отец походил, потом буркнул: «Я бы тоже не сдал. Ложись спать».
В школе ему досталось по полной, то ли из театра позвонили, то ли прислали письмо, но потоптались на нём все: и наша классная, и завуч, и даже директор – и каждый допытывался, с кем пил. А Славка забил на всех, только огрызался и гнал ту же версию про свои детские страхи, кремень пацан был, и надеюсь есть. В седьмом классе к нам пришло несколько новых, ребят с одним из них Борькой Стуколиным, получившим кликуху Лёсик, я подружился. Жил он в доме, который располагался прямо напротив нашего дома, через проспект Мира. Лёсик был интересным парнем, имевшим независимые суждения по разным вопросам, и поэтому вошёл в наш школьный коллектив непросто, его прессовали парни из старших классов, точной причины я не помню, но, скорее всего, не понравились какие-то его смелые высказывания. Жаловаться было западло, надо было разруливать как-то самому, а как? Против лома нет приёма, поэтому Лёсик решил попугать ребят финкой, но сначала посоветовался со мной. Внятного я ничего сказать не мог, но грозный вид финского ножа мог, казалось бы, произвести нужное впечатление, и я ответил: «Попробуй». На следующий день в школе, с утра, Борька показал мне финку, вид у неё был впечатляющий, наборная рукоятка, лезвие длиной сантиметров двадцать, настоящая бандитская финка, должно было сработать. Но увы, демонстрация грозного оружия, проходившая в мужском сортире на нашем этаже, провалилась, вызвала смех, финку отняли, а Лёсику намяли глаз. Я уверен, что причиной фиаско стало посещение им музыкальной школы по классу скрипки в течение многих лет. Тусил бы почаще с пацанами во дворе, больше было бы толку. Затем наши великовозрастные придурки стали бегать по школе и уже реально пугать всех финкой, кто-то пожаловался завучу, он пришёл и отобрал нож у дуботрясов. На следствии, происходившем в кабинете у директора, наши радетели уголовных понятий, с дорогой душой сдали Лёсика, сообщив, что это он принёс финорез в школу и смертельно напугал их в туалете, а финку они отобрали у него, у злостного хулигана, чтобы он, не приведи Бог, не натворил чего плохого. Родителей Борьки вызвали в школу, его самого, как потенциального рецидивиста, принёсшего опасный предмет в школу, чуть не отчислили, шума было. В итоге авторитет Лёсика в школе поднялся. Абы кого из школы не выгоняют, пацан в авторитете, реально. Финку родителям вернули, признав её кухонным ножом.
Было дело, мы с Лёсиком подрались на перемене, стыкнулись беспричинно, просто стали нас подначивать с двух сторон: «Да чё вы, да давайте стыкнитесь, чё ссыте», – ну сдуру начали сначала пихаться, потом кто-то пихнул сильнее, и началось. Бориска, надо сказать, парень был не мелкий, не хилый и не трусливый, но я был уверен, что верх будет мой, у меня было больше практики, но ошибся. Махач у нас пошёл серьёзный, он стоял спиной близко к стене, я нанёс удар, Лёсик ушёл, и мой выпад пришёлся в кирпичную стену школы. В итоге кисть правой руки раскололась пополам в направлении вдоль, я ещё пытался драться, но с одной рукой это было беспонтово, я огрёб пару раз, и драка закончилась. Сглупа досидел до конца занятий, кисть распухла, боль была невыносимой, и я в таком виде приплёлся домой. А дома сестра с порога наехала на меня, не помню, по какой причине, я от такой невезухи, что весь день на меня сыплются одни неудачи, метнул ей вдогонку башмак. Разувался я левой рукой и, кидая башмак, видел, что она уже проследовала на кухню, да и что за бросок левой рукой? Но когда он грохнулся о дверь ванной, она в ярости вылетела из кухни и принялась лупить меня по роже кулаками, а я не мог даже защититься, рука болела нещадно. Сеструля моя любила пускать в ход руки и, покуда я не подрос, делала это постоянно, но в возрасте уже лет шестнадцати во время её очередного приступа ярости и попыток добраться до моей физиономии я вышел из себя и врезал ей. Ударил не кулаком, нанёс пощёчину, но со зла приложился и сбил её с ног. Лёжа на полу, она сначала изобразила длительную потерю сознания, я не обратил внимания и ушёл на кухню, вечером при матери она симулировала сотрясение мозга, но тоже не достигла успеха, мать не поверила, но мне выволочка была обеспечена, что я принял со смирением, был виноват, так сильно бить я не хотел. Но с руками к моей физиономии она больше не совалась. А в тот день она ещё позвонила матери и нажаловалась на моё свинское поведение. Мать допытывалась у неё, отчего я психую, Катька сказала: «Он ручку ушиб чуть-чуть и ревёт как девочка пятилетняя». Затребовали меня, я сказал: «Руку ушиб, сильно
